Никому не хочется жить рядом с тарным. Здесь даже сараев не ставят. На заросшем седой полынью пустыре одиноко, как оброненный, торчит Макарихин дом. Укропольцы уже забыли, кто была эта Макариха и как ее угораздило поселиться в таком вонючем месте. Дом давно пустует. Во дворе тучами носятся жирные мухи. Так что Триантафилиди не позавидуешь. Хотя пустырь огромный и у огородника будет место для опытов.

Маша уже жалела, что согласилась пойти с Петькой. Гигантский помидор она видела и по телику, а попробовать его Триантафилиди все равно не даст.

Петька почувствовал ее настроение и сказал:

— Он интересный старичок, Триантафилиди. Друг молодежи.

— Откуда тебе знать? Ты же вчера весь вечер лодку чинил.

— Мне Витька сказал. У него практика на морском буксире, и он пообещал боцману стырить на тарном дубовую доску. Не знаю зачем — для поручня какого или для рамы.

Петька огляделся и — цап — все-таки взял Машу под руку. А она сделала вид, что ничего не заметила.

— Пошел Витька на завод, — удивленным голосом продолжал Петька. Наверное, он ожидал получить по шее. — Видит, у Макарихина дома стоит мебельный фургон. Витька повертелся рядом: интересно же, кто вселяется. А Триантафилиди зазвал его в гости, помидор показал. В общем, негордый дедулька. «Заходи, — говорит, — когда хочешь. Это хорошо, что ты в Сочи учишься. У меня там знакомые, может, прихватишь для них посылочку — овощей каких или фруктов. В Сочи же все дорогое, несчастные люди, без огорода живут. А я тебе заплачу за беспокойство». Интересно, сколько заплатит, — деловито закончил Петька. — Может, стоит иногда смотаться в Сочи специально для Триантафилиди?

— Бизнесмен, — хмыкнула Маша. — Забыл, как тебе на бензоколонке навешали горячих? Тоже хотел заработать.

— Там своя мафия, девятиклассники, — без зависти сказал Петька.

Триантафилиди не было дома. На калитке висел жирный от смазки новый замок. В Укрополе такого не водилось: дома запирали, а калитки — никогда.

— Вот это друг молодежи! — изумился Петька и, не раздумывая, полез через забор.

— Зря ты, — сказала Маша. — Видишь, человек не хочет, чтобы к нему лазили, замок повесил.

Но Петька уже спрыгнул во двор. Между редкими досками забора смешно просунулись его сложенные трубочкой губы и нос:

— Пойдем, хоть в окно глянем на помидор и вообще, как человек устроился.

И Маша сдалась:

— Ладно, только ты отвернись.

Она взяла край подола в зубы, чтобы руки были свободны, подтянулась и перелезла через забор еще быстрее, чем Петька.

Макарихин дом выглядел нежилым. Ни цветов, ни овощей в заросшем полынью огороде. По стенам змеился одичавший виноград с мутными мелкими ягодами. За грязными окнами слабо различалась комната со шкафом и горой узлов и чемоданов. В одном окне стекло треснуто, в соседнем и вовсе разбито. Триантафилиди заслонил его фанеркой.

Маше стало жутковато, хотя в детстве она бегала играть в Макарихин дом — разумеется, когда там не жили. Дом часто давали каким-нибудь нужным для города приезжим: то молодой учительнице, то милиционеру. Но долго ни один жилец не выдерживал и просил хоть самую маленькую комнатку, лишь бы подальше от вонючего завода.

— Пойдем отсюда, — поежилась Маша, — Не хочу я ни помидора, ничего. А то еще Триантафилиди вернется и подумает, что мы воры.

Петька толкнул фанерку в окне, и она упала.

— Не подумает.