|
Так и произошло: стряхнув сонную одурь, к коню бросились конюхи и слуги, спеша подхватить повод. Черноволосый дворянин, хотя и одетый в простой дорожный костюм и запыленные ботфорты, сразу производил впечатление человека, привыкшего требовать от окружающих внимания и почтения. Д'Артаньян nrw`mmn ему позавидовал — и охотно проткнул бы шпагой насквозь, имейся к тому хоть крохотный повод… Позванивая шпорами, незнакомец направился прямиком к белокурой даме, торопливо раскланялся и произнес по-испански: — Тысяча извинений, миледи. Непредвиденная задержка на дороге. — У вас кровь на рукаве, Рошфор. Вы что, опять кого-то убили? — произнесла молодая дама мелодично и насмешливо. — Не считайте меня чудовищем, право… Я не старался никого убивать. Но полежать в постели кое-кому придется. Что поделать, не было другого выхода… Они все-таки ждали на Божансийской дороге, и это была не случайная стычка… — Значит, вы полагаете, что ваш разговор… — произнесла молодая дама, став серьезной. — Безусловно. Молча слушавший их д'Артаньян принял решение: коли уж не было повода блеснуть шпагой, всегда оставалась возможность блеснуть истинно дворянским благородством… — Прошу прощения, господа, — сказал он решительно, двумя шагами преодолев разделявшее их расстояние. — Так уж случилось, что я знаю по-испански, как всякий почти гасконец. У меня нет намерений подслушивать чужие разговоры, но я считаю своим долгом предупредить, что понимаю каждое слово, на тот случай, если ваша беседа совершенно не предназначена для чужих ушей… Красавица, которую незнакомец называл «миледи», наконец-то взглянула на него с любопытством и интересом. Ее голубые глаза были огромными и бездонными, и в сердце юного гасконца вспыхнул сущий пожар. С неудовольствием чуя собственную остолбенелость, он поторопился добавить, обращаясь уже исключительно к незнакомцу: — Разумеется, сударь, если вы считаете себя оскорбленным моим бесцеремонным вмешательством в разговор, я готов… — Ну что вы, сударь, — ответил незнакомец. — Наоборот, я в вас сразу увидел воспитанного и любезного дворянина, и ваши побуждения достойны уважения… Это было произнесено столь вежливо и доброжелательно, что даже искавший ссоры со всем миром д'Артаньян вынужден был убрать руку с эфеса отцовской шпаги — затевать ссору со столь любезным собеседником было бы недостойно дворянина. — Увы, вы оказались правы, шевалье, — произнесла молодая дама с улыбкой, лишь подбросившей топлива в невидимый миру пожар. — Наша беседа и в самом деле не предназначена для чужих ушей… Поскольку эти слова были произнесены дамой, д'Артаньян получил возможность без малейшего ущерба для собственной чести выйти из непростой ситуации: он поклонился насколько мог галантно и направился следом за хозяином в обеденный зал, успев краешком глаза заметить, что незнакомец и миледи тоже скрылись в гостинице. Усаживаясь за стол и все ещё пребывая во власти этих голубых глаз, он нашел слабое утешение в мысли, что речь, вернее всего, шла отнюдь не о любовном свидании. Все поведение и незнакомца по имени Рошфор, и голубоглазой дамы свидетельствовало, что дело в чем-то другом, — то ли чутье опытного охотника подсказывало это, то ли д'Артаньяну яростно хотелось верить, что обстоит именно так, а не иначе… — Послушайте, любезный, — не вытерпел он, второпях утолив первый голод ножкой утки по-ру-ански. |
