«Неугомонные» ехали без особой спешки, уже приученные текущим столетием не торопиться жить.
Пара крытых фургонов с дырявыми тентами пошла на обгон. Обоими повозками правили женщины в крестьянских платьях, одна была толстая, с волосами, убранными под чепец, а другая — тощая, с пышной чёрной шевелюрой.
Сухову стало не по себе — фургоны объезжали их с двух сторон, как будто окружая.
Он уже хотел было предупредить друзей, чтобы смотрели в оба, как вдруг события начали разворачиваться с бешеной скоростью.
Толстуха вытащила из-под юбок увесистый пистоль, в прорехи тента тоже просунулись стволы: справа — два, слева — все три. И ударили залпом.
Олег поднял коня на дыбы, поэтому пуля, выпущенная жирной возничей, угодила в понурую лошадь, тащившую фургон тощей. Лошадёнка взвилась в постромках, да так дёрнула, что невидимые стрелки попадали, задирая мушкеты к небу, а худая возница совершила кувырок назад, задирая кривые ноги, торчавшие из вороха несвежих юбок.
Быков выпалил из мушкетона, стремясь поразить убийц, скрытых парусиной. Виктор с Шуриком тоже пальнули из мушкетонов, а затем выхватили пистолеты, засунутые за кушаки.
Толстая возница непрерывно изрыгала ругательства сиплым, испитым голосом.
Склонившись, кое-как умещая брюхо между колен, она сунула обе руки под козлы и тут же выпрямилась, вооружённая парой пистолетов. Олег хладнокровно разрядил мушкетон в её необъятную грудь.
Тут и тощая показалась. Визжа приказания на испанском, она потянула вверх тяжеленную аркебузу, весьма ловко обращаясь с оружием, но Яр опередил её, выстрелив из пистолета в упор.
Тут из фургона выпрыгнули ещё две молодые особы в изношенных платьях, грязные и растрёпанные, но с новенькими мушкетонами наперевес.
Пончик развернул лошадь, и пуля, предназначенная ему, сразила чалого. Акимов выстрелил одновременно с цыганкой. Он попал, а она нет.
Вырвав из мёртвых пальцев толстухи заряженные пистолеты, Олег крикнул:
— Бросить оружие! Выходить по одному!
— Мы всё, всё! — раздались истерические вопли.
Четыре девушки разной степени потасканности покинули фургоны, подняв вверх худые руки.
Сухов качнул пистолетом в сторону повозок. Шурик понял его жест и проверил, заглянув в каждый из фургонов.
— Пусто! — сообщил он. — Б…и, коня моего прибили!.. Угу.
Быков не сдержался, его пробил нервный смех. Если уж Пончика, никогда не замеченного в матерщине, достали, значит, он был на последнем градусе бешенства.
Олег опустил пистолет и резко спросил девушек, то ли испанок, то ли цыганок:
— Бэкингем послал?
То ли цыганки, то ли испанки понуро покивали нечёсаными головами.
В это время послышался топот коней, и на улице сразу стало тесно — де Лавернь прискакал сам и привёл за собой целый отряд.
— Опять?! — гаркнул он, осматривая поле боя.
— Опять, — процедил Сухов. — Этот проклятый «милорд Букинкан» начинает мне надоедать!
Лейтенант рассмеялся, небрежным жестом отдав приказ: девок повязать.
— Дорогой корнет! — воскликнул он. — Вам предоставляется великолепная возможность отплатить герцогу, — склонившись с седла, он тихонько договорил: — Завтра мы заявимся большой компанией на Иль-де-Ре. Кардинал Ришелье отдал приказ «в присутствии короля» — высадить отряд добровольцев и занять форт Ла-Пре!
20 октября большой отряд добровольцев, в том числе две дюжины мушкетёров, вышли на берег пролива, отделявшего материк от острова Ре.
До него оставалось меньше двух миль. Если мерить по-сухопутному, то три версты.
Английские корабли напоминали крошечные модели, из тех, которые рукастые моряки любят помещать внутри бутылок. |