Кольм кивнул, и Габриела, облегченно вздохнув, поспешила наверх. Ей не придется признаваться сегодня.

Отец Гилрой ждал ее наверху. Он хотел поздравить ее, но она не предоставила ему такой возможности. Габриела жестом подозвала его к себе и прошептала:

– Простите, что все еще не сказала Кольму правду. Я уже дважды пыталась рассказать ему, что это я и мои телохранители принесли Лайама в аббатство, но оба раза меня прерывали. Думаю, лучше будет рассказать ему об этом, когда мы останемся наедине. Вам пришлось испытать на себе его гнев и гнев Лайама из-за обещания, которое я взяла с вас.

– Чем дольше откладывать разговор, тем труднее будет признаться.

– Знаю, но мне страшно.

– Вождь Макхью обрадуется, когда узнает, что это вы спасли его брата.

– Правда гораздо сложнее, чем вы можете себе представить, но не беспокойтесь, завтра до заката Кольм обо всем узнает.

– И я?

– Да.

Она надеялась признаться ему на исповеди, что повинна в смерти человека. Но тогда придется сказать, что она сожалеет об этом, а лгать грешно. Тот человек заслужил смерть.

Морна была очень взволнована, что Габриела выходит замуж за ее вождя, и не преминула сказать ей об этом несколько раз за завтраком.

– Никто не поверил тому, что говорили о тебе эти Босуэллы. Ведь наш вождь берет тебя в жены. Он объявил, что ты непорочна, но мы и так это знали. Ведь знали, Уилла? – бросила она через плечо.

Кухарка выглянула из кладовой:

– Знали-знали. Конечно, знали.

– Спасибо вам за вашу веру в меня. – Габриела опустила глаза. Перед ней на столе стояла миска с какой-то массой.

– Такая светлая женщина, как ты, не стала бы марать себя грехами, будь ты порочна, наш вождь не взял бы тебя в жены.

Уилла вынесла хлеб и положила рядом с миской:

– Ты сейчас поешь, дочка. Тебе надо поправиться, а то ты просто кожа да кости.

Габриела не хотела обижать кухарку, но ей необходимо было знать, из чего приготовлена масса, прежде чем съесть хоть ложку. Будет хуже, если она подавится при ней.

– Как это называется, Уилла? – спросила она.

– Овсянка.

Морна смахнула со стола на ладонь крошки.

– Берешь хлеб и макаешь его в овсянку.

– В овсянку?

– Это полезно, дочка, – настаивала Уилла. – Это каша из пареного овса и приправлена моими травками.

– Мы тебя оставим, чтобы ты съела все, пока горячее, – сказала Морна.

Габриела рассеянно взяла ложку и зачерпнула массу.

– Морна, а что вы имели в виду, когда сказали, что такая светлая женщина, как…

– Как ты.

– А почему вы думаете, что я светлая?

– Не только я. Здесь все так думают.

– Я так думаю, – сказала Уилла.

– Наверное, это потому, что ты все время проводишь с отцом Гилроем. Ты молишься вместе с ним?

Габриела рассмеялась:

– Нет, конечно. Ему здесь одиноко, потому я и гуляю с ним. Мы вместе привыкаем к новой обстановке и теперь чувствуем себя куда лучше, чем в самом начале. Люди очень дружелюбны к нам.

Женщины поклонились ей, благодаря за похвалу в адрес клана.

– Завтрак стынет, – напомнила Уилла.

– Я думала дождаться нашего вождя.

– Он встал рано и уже уехал.

Когда женщины оставили ее одну, Габриела попробовала овсянку и с удивлением обнаружила, что она вполне съедобна. Просто она была безвкусной.

Габриела быстро позавтракала и пошла на поиски Кольма.