— Лев Михайлович, дело принципа. Вам не понять, это ведь дела сердечные…

— Да я всю жизнь прожил, и больше тебя, сопляка в своей жизни повидал. Я отлично знаю что это такое и что тебя дальше ждёт. Хорошо, хоть ничего не случилось, иначе сели бы все в полном составе, начиная от ректора и заканчивая механиком, который тебя выпустил в небо.

Казалось, Рязанцев немного выпустил пар и успокоился, но я знал, что это не так. Просто Михалыч направил свои мысли в другую сторону. Случившееся назад уже не отмотать, нужно думать как исправить то, что натворил Макс. Уверен, декан лётчиков в первую очередь думал не только о себе, но и о парне, который наломал дров.

— В общем, сегодня полётов больше не будет.

Это было самое разумное решение, но мы всё равно здорово расстроились. Может так случиться, что полёты вообще запретят. Вот это будет настоящий провал.

— Вот и посмотрели на орлов, — пробормотал Ткачёв. — Хорошо, хоть успели группой полетать. Вряд ли нам дадут такую возможность.

— Ой, да ты отстань ты со своей группой! — в сердцах выпалил я и зашагал с аэродрома.

Все выходные мы оставались в неведении. В субботу я заглянул в деканат, но никто не мог сказать мне наверняка какое развитие получила ситуация с Рязанцевым и с Максом. Телефон Фомина не отвечал. Лишь в понедельник, когда мы пришли на пары, появились первые новости.

Глава 19

Новые возможности

Чуда не произошло. Фомина отчислили с занесением выговора в личное дело. В министрестве посчитали эту выходку неприемлемой и опасной для жизни жителей города, а потому Максу чудом удалось уйти от статьи.

Рязанцева сняли с должностей декана факультета и начальника управления полётами. Хорошо, хоть не дали срок и вообще оставили преподавать в академии. Место Льва Михайловича ожидаемо занял Смирнов, но я представляю, какой это был удар по гордости Рязанцева. Рассказывая о случившемся, Быков обмолвился, что Михалыч вообще писал заявление по собственному желанию, но ректор уговорил его остаться.

Ситуацию с Максом никто не комментировал, а Рязанцев хмурился и любые вопросы игнорировал. Полёты временно приостановили до особого распоряжения, а на аэродром явилась комиссия, которая принялась расспрашивать о ситуации с полётами. В один из дней они решили пообщаться и со мной.

— Скажите, Михаил, вы не замечали ничего необычного в поведении Максима Фомина? — поинтересовался мужчина.

— Мы с ним давно не общались. Так уж вышло, что учёба мешала, а потом у моих друзей была свадьба, рождение ребёнка, и я больше времени уделял общению с ними.

— А Лев Михайлович? — продолжал расспросы мужчина. — У вас с ним был конфликт?

— Рязанцев — очень строгий и требовательный человек, поэтому со стороны может показаться, что студенты ссорятся с ним. На самом деле, это обычный образовательный процесс, и ничего особенного в этом нет.

— Это правда, что в прошлом году ваш самолёт вошёл в штопор?

— Да, было такое, — признался я, не видя смысла отрицать факт, который можно легко проверить. Раз комиссия задала этот вопрос, значит, им известно об этом, и если я буду отпираться, сделаю только хуже себе.

— Это случилось по вине Рязанцева? — прозвучал провокационный вопрос.

— Нет, это случилось из-за стечения обстоятельств. Я выполнял фигуру пилотажа и не учёл скорость ветра, а также ряд других особенностей. К счастью, мне удалось вовремя сориентироваться и вывести самолёт из штопора.

— То есть, это была ваша ошибка?

— Можно сказать и так.