Амару были непреклонны. Поселок будет распущен и разобран. Никто не обязывался содержать здесь урку на любых условиях и в любом случае. Накопленные средства семьи могут взять с собой. Обратно. В урканский мир, где они будут жить как равные среди равных.

— Нам не нужна месть, — говорил Рока, — нам безразлична судьба этих убийц. Мы хотим только добиться полной безопасности. И мы не верим вам. Сегодня — эти, завтра найдутся другие. Вы не можете обеспечить безопасность — значит, мы заканчиваем эксперимент с вашим поселком.

Никто из членов Совета и в особенности Президент Марки (и владелец молочной фермы), как выяснилось, не допускал и мысли о расформировании.

Они так обжились здесь. Им было так удобно, уютно, они были так хорошо устроены. Сильные и богатые урку опасались уехать, потому что вне этого мирка им придется вступать в конкуренцию с другими, куда более сильными, и с государством, против которого они — ничто. Более слабые боялись нищеты, которой уже хлебнули в свое время. Благоустроенный дом в экологически чистой местности, интернет-телевизор, бесплатное лечение и несложная, хорошо оплачиваемая работа, богатый ассортимент продуктов в магазине, закупки дорогих игрушек через интернет — что еще нужно человеку для жизни?

Но амару были глухи к будущим страданиям детей и стариков урку в страшном и неуютном мире.

— Но ведь есть другие варианты, — сказал наконец Президент, — мы обеспечим безопасность. Усилим охрану. А эти… эти понесут такое наказание, чтобы другим было неповадно.

— Что именно вы сделаете? — спросил Анквилла. Урку заспорили между собой. Анквилла повернулся к Рока.

— Если они сами позаботятся об этом, — произнес он вполголоса на ару, — я предложил бы оставить все, как есть.

Рока покачал головой.

— Я понимаю. Но решение Аруапы…

Анквилла едва заметно пожал плечами.

— Я был против. Нам не уйти от них. Не спрятаться. Нам всегда предстоит жить в одном мире. Конфликтов не избежать.

… В конце концов Рока согласился с Анквиллой. Урку предложили — усиление охраны в два раза. Ужесточение кодекса наказаний. Кто-то сгоряча предложил сжечь преступников на костре. Анквилла отверг идею.

— Это слишком. Смерть — достаточное наказание.

Лорин думала о Келле, и нестерпимая боль скапливалась под грудиной, становилось трудно дышать.

Трое урку, вышедшие на рыбалку в ночь, и всю ночь бухавшие, решили, что одинокая девочка-амару — лакомая и беззащитная добыча. Они напали сзади.

Но Келла была — чикка-хальту. Она сумела вывернуться, обезвредить одного из урку точным ударом, отбиться от попытки изнасилования. Но силы были слишком неравны. Кто-то из урку, пьяных, в пылу схватки выхватил нож. Другой сумел удержать Келлу за волосы.

Яростное сопротивление Келлы раззадорило урку.

Лорин много лет думала: если бы я сопротивлялась тогда… если бы я ударила его…

Ей казалось, она сама виновата — в том, что так покорно соглашалась на все. Да, она была маленькой. Да, это был ее родной отец, которого ее учили слушаться. Да, родители не могут быть неправы. Но как это оправдывает ее? Если бы она ударила, закричала, убежала… что было бы тогда?

Келла сопротивлялась, как тигрица. И вызвала еще большую ненависть насильников, до безрассудства, до безумия… Ей перерезали горло.

Испугавшись того, что сделали, преступники бежали. Остатки алкоголя в крови помешали им мыслить логично и хотя бы утопить труп в озере.

Лорин ткнулась в плечо Каяри, закрыла глаза. Юноша прижал ее к себе. Ей было больно.