Решившись, она бросилась за Мари. Наталья Сергеевна не стала ее останавливать, а может, Таша просто не услышала.

– Подождите! Постойте, ну! – крикнула она вслед Мари, которая уже почти дошла до лестницы.

И она остановилась, обернулась, и Таша увидела, что лицо ее изменилось до неузнаваемости. В ее взгляде Таша видела растерянность и беспомощность, совсем не сочетающиеся с едкими словами, черными бархатными перчатками и историями про кровь на белых цветах.

– Я не могу. У меня не получается, – пожаловалась она, прислоняясь лбом к косяку. – Я думала так правильно… Это же из за меня…

– Вас не Мари зовут! – выпалила Таша. – И не Марина! Вы играете роль даже когда не на сцене, я… я расслышала, вы меня обманули! Вы всех обманули! Скажите, как вас зовут на самом деле!

– Зачем? – она почему то не злилась, только смотрела на Ташу больным, погасшим взглядом. – Какое это имеет значение? Знаешь, какой конец у сказки? Все розы на кусте превратились в бабочек, в сотни белых мотыльков…

– Вот! Вы только чужие сказки умеете рассказывать! Эта тоже не ваша, я же слышу! Я давно слушаю, как люди рассказывают чужие сказки, только в театре не врут, а вы врете! – она говорила и чувствовала, как горло сжимают подступающие слезы.

Почему то было ужасно обидно, что эта женщина ее обманула. И пускай она подарила тайну, которую Таше зачем то так хотелось иметь, но Мари все равно была лгуньей. Таша вдруг с беспощадной ясностью поняла, что за чувство испытывает – разочарование. Горькое, тяжелое разочарование в красивой, уверенной женщине, которая обещала рассказать красивую историю, но обманула.

– Марина… Это в ее честь… Мари и Ирина… Ирина, Ира, Риша… Меня так давно никто не называл… с тех пор, как он… как она… А еще был Мартин… его звали Мартин, и он умел рассказывать сказки… а я совсем не умею. Ничего не умею. Не могу быть, как Мари. Как Мартин. Как Вик. И как Риша больше не могу.

Таша насупилась. Она ничего не поняла, но главное, ее догадки подтвердились и она узнала настоящее имя. Теперь эта тайна будет с ней, и это было хорошо.

– Вас тоже нарисовали красным фломастером, – устало сказала она. – Всех, кому повезло – желтым, а вас красным. И меня. И вашего… Мартина, наверное тоже, и Вика.

Она кивнула, соглашаясь.

– Он там… фиалки раздает, наверное. Violets и violence, но они увяли, когда умер мой отец…

– Кто раздает? – спросила Таша. Она не поняла, что так расстроило Ирину и про что была последняя часть предложения.

– Виктор… его звали Виктор.

Таше вдруг захотелось как то ее утешить. Пусть она была глупая, пусть она ее обманула, но взрослые часто делали глупости. Например, приезжали в другую страну и сидели в отелях. Не могли договориться, какую пьесу ставить в школьном театре. Давали глупые прозвища вроде «Мышки».

Раздавали фиалки.

– Не переживайте, наверняка он и для вас немного оставит, – сказала Таша.

Ирина подняла на нее полный ужаса взгляд. Несколько секунд, не отрываясь, смотрела на ее лицо, а потом расхохоталась, истерически и безумно. Она смеялась, и Таша видела, как густой слой пудры на ее лице растекается, словно сползает маска. Ирина не заметила, как шпилька выскользнула и упала на пол.

Таша вдруг поняла, что больше ничего не добьется. Подняла шпильку и внимательно осмотрела. Ее украшала тонкая резьба в виде цветов с листьями иголками.

«Пусть будет розмарин. Для памяти», – подумала она, пряча шпильку в карман.