— Кто это вас так? — встал за его спиной Войцеховский.
— Один идиот пьяный набросился, — холодно пояснил бывший военный советник.
— Но вы же должны специальными приемами владеть на такой случай, — недоумевал профессор. — Или я не прав?
— Правы.
— Помню, студент у меня был, — ностальгически вздохнул Михаил Александрович, — мастер спорта по самбо. Так он в кафе пятерых уложил. Правда, его отчислить пришлось. По просьбе милиции.
— Я б тоже уложил, но профессионал не должен высовываться, — Андрей Борисович, прижимая к лицу пепельницу, повернулся к профессору. — Только в крайнем случае. Мы ведь почему с вами по-английски разговариваем на людях?..
— Понимаю, — философски изрек Войцеховский и достал из шкафа свою сумку. — Я вам пластырь дам, у меня есть. Быстрее заживет.
Рыбаков грузно опустился в кресло и уставился в пустоту. Похоже, что его методы поиска автора писем оказались не совсем эффективными. Значит, как завещал великий Ленин, надо идти другим путем…
Черный «геленваген» Нгубиева въехал в деревню сохо, когда солнце уже перевалило через верхушку неба и стало медленно сползать к западу. Деревня словно вымерла. По-видимому, здесь ждали визита важного гостя. Петруха, напряженно молчавший всю дорогу, по всем признакам был настроен решительно.
Мощный джип, урча дизелем, вылетел на центральную площадь деревни, вздохнул безупречными тормозами и как вкопанный остановился напротив дома вождя.
Сутулый Шакил, обряженный в одеяние из львиных шкур, с грозной и медлительной величественностью направился к приехавшим гостям, поднимая дорожную пыль босыми пятками. Его хищное лицо, которое казалось вырезанным из цельного куска черного дерева, не предвещало ничего хорошего для Петрухи. Шакила сопровождали несколько мощных накачанных парней с равнодушными лицами. Они были вооружены самыми популярными в мире автоматами Калашникова. Парни держали их стволами вверх. В позах явно чувствовалось тлетворное влияние голливудского кинематографа.
— Понты дешевые, — сквозь зубы процедил Петруха. Он решил брать быка за рога.
— Петя, а они нас не съедят? — шепотом спросил Рогов.
— В Трансваале нет людоедов, — успокоил его Нгубиев. — Поджарить могут, а жрать — нет. Не будут.
Шакил приблизился и надменно поздоровался с Петрухой. Вождь баквена отплатил ему той же монетой.
— Шакил, это беспредел, — без предисловий объявил Нгубиев, переходя на инглиш. — Так дела не делаются. У вас же с дедом договор был.
— Твой дед и отец были настоящими воинами, а ты…
Шакил гневно завращал белками глаз, пытаясь подобрать подходящую формулировку, но Петруха прервал его:
— Только без оскорблений! — Он приподнял свой жезл.
Опера не поняли из разговора ничего, однако заметили, что после слов Петрухи накачанные парни с автоматами заметно напряглись.
— Ты даже не знаешь своего языка, — продолжал обвинительную речь Шакил.
— К твоим годам выучу, — нагло парировал наезд Нгубиев. — Москва не сразу строилась…
— На что идут твои деньги? — не слушал возражений оппонента обозленный Шакил. — Дома, машины, виски… Видел бы это твой дед!
— Я знаю, кто напевает тебе эти песни, — насупился Нгубиев. — Мой индуин настучал?
— Люди говорят.
— А у тебя самого счет в банке, — нанес ответный удар Петруха.
— Врешь! — закричал Шакил, потрясая своим жезлом, украшенным золотой головой слона. |