Я с ужасом вспоминаю, что их Истинный…

Да, как ему… им… носить эту корону — непонятно.

Хотя — быть может, на той голове, которая выше всех, потому что у неё есть подобие человеческой шеи. Ещё две — без шей, прямо на плечах. Четвёртая голова — скорее, не крысы, а крысёнка, меньше прочих — торчит из широченной грудной клетки.

У них на всех только две ноги, а руки — три: одна скорченная ладонь растёт из рёбер под четвёртой головой, недоразвита и, кажется, ею пользоваться нельзя, а две — нормальные. И хвоста — два, один — длинный и гибкий, как хлыст, длиной метра полтора, в бело-розовой, почти перламутровой чешуе и белёсых щетинках, а второй — недохвост, худосочный хвостик с полметра, не больше.

К тому же это — белая крыса. Вернее, крысы: головы крыс-альбиносов, с рубиново-красными глазами, а вместо шерсти — почти человеческие волосы, белые, как молоко. А взгляды всех голов — разумные и цепкие, ведьмачьи взгляды. Недобрые. Только у маленькой головы — некое подобие насмешливой ухмылки.

Ужасное существо укутано в чёрный бархатный плащ с алым атласным подбоем, а под плащом — белоснежная шёлковая рубашка, сшитая на чудовищно уродливое тело, и обыкновенные человеческие бархатные брюки, заправленные в высокие чёрные сапоги.

А за ним, у ног, за плечами, вокруг — свита: жилистые крысюки-бойцы, будто из колючей проволоки скручены, безжалостные морды в шрамах, уши рваные… на них человеческие камуфляжки, на некоторых — камуфляжки Службы Дератизации, я узнаЮ по нашивкам. Трофейные.

Человеческие стволы в лапах — тоже трофейные, я полагаю.

Крысёнок, сгорбившись, подходит к своему Королю, клубком, сжавшись, садится на пол — и лижет между пальцами почти человеческую руку, некрысиную длиннопалую ладонь, отличающуюся разве что белёсыми кривыми когтями.

— Молодец, — говорит правая голова. — Из разведчиков стаи ты — лучший. И можешь коснуться. Подай мне его.

Крысёнок встаёт, медленно подходит к импровизированной подставке, тянется дрожащими ладошками — и подаёт Королю сияющее чудо.

И — да, Король надевает его на среднюю голову.

Сияние короны впитывается в кожу, шерсть, сквозит через одежду, глаза светятся лазерно-алым — я вижу ослепительного монстра. Меня бьёт озноб: я подозреваю, что этот артефакт людям не к добру. Кручу в кармане маркер, его прикосновение к пальцам успокаивает нервы.

Средняя голова говорит:

— Мы рады тебя видеть, Фридрих. Именно тебя — это большое везение.

Ко мне возвращается дар речи.

— Это твоего… вашего предшественника убила моя сестра?

— Наш предшественник, — говорит левая голова, — привёл сюда наш народ. И чуть его не погубил. У него было маловато сил для того, чтобы создать достаточно просторную нору — и наши бойцы селились в Городе. Там же добывали пропитание.

— А пришлые и местные всегда начинают отношения с войны, — добавляет правая голова. — Мы понесли большие потери, воюя с людьми, но, предположу, не мы одни?

— Да уж, — говорю я. — Эта война нужна Городу, как слепому свечка.

— В человеческих силах прекратить её навсегда, — говорит главная голова.

У меня аж дух захватывает:

— Да?! Но как?

— Ты ведь понимаешь, что мы отсюда не уйдём? — вкрадчиво спрашивает левая голова. — И выгнать нас — не в ваших силах, верно?

— Неужели вам тут нравится? — спрашиваю я. — Тесно, голодно… И в стычках не всегда всё-таки побеждают ваши подданные, хоть они и умеют удирать сквозь стены…

— Не нравится, — говорит главная голова.