— Вот и договорились.

— Это что-же гер командант, — тихо произнёс Гюнтер, — Получается… даже самого Кайзера в ваше время не следует именовать фюрером?

— А нет никакого Кайзера Гюнтер, — он вскинулся было, но я быстро добавил. — И Императора Российского нет. Все сгинули во время революций. Нашего свергли в феврале семнадцатого, вашего в ноябре восемнадцатого. Если мне не изменяет память, тот год не пережил ни тот, ни другой.

— Кто… — прохрипел немец, наливаясь кровью, но стараясь держать себя в руках. — Как?

— У вас — не знаю, — я покачал головой. — Не интересовался никогда. — А наша — руками приближённых. Их тоже потом смели.

— А Германия… Германия как страна? Что с ней в ваше время?

— Ты сам откуда?

— Из-под Кёнигсберга я. Восточная Пруссия! — выпалил он.

— Германия… сохранилась, — осторожно начал я.

Вот и момент истины. Посмотрим, как он отреагирует.

— Но живи ты в моё время. Мы были бы земляками… Можешь считать себя Россиянином из-под Калининграда.

С минуту мы молчали. Потом он сказал.

— Ну хоть не поляком… Это было бы стыдно, — голос его был холодным, однако агрессии в нём не было. — А русскому царю служили мои предки. Печально конечно за судьбу империи. Страшные слова и тяжёлые знания, но… Скажите гер коммандант, вы упомянули некого гефрайтера из второй баварской. Почему его бы вы убили, а меня не стали.

— Ты точно хочешь "сейчас" это узнать? — спросил я.

— Хочу, — нахмурился Гюнтер.

— Хорошо, слушай…

Глава 3

Сжатая лекция по Великой Отечественной Войне, плавно перетекла в рассказ о новейшей истории мира и естественно затянулась. Я говорил, а подавленный немец, плёлся за мной шаркая ногами, с поникшей головой и потухшим взглядом. Он никак не мог взять в толк, как, после двух кровопролитных войн и перенесённого унижения нынешняя Германия может быть верным союзником Великобритании и США.

Конечно события в моём изложении были, не очень-то и объективными. С моей, русской точки зрения, далёкой от либеральный и прочих нездоровых тенденций. При этом, я никогда не отличался глубокими познаниями в истории и по большей части вспоминал школьную программу, плюс были кое-какие вершки, зацепленные мной уже в взрослом возрасте. Местами я сглаживал особо острые углы, кое-что Гюнтеру знать было необязательно, кое где усиливал эмоциональный напор.

Правда, как мне показалось, Гюнтер хоть и верил моим словам, но не во всём. В частности, он никак не мог принять самой концепции "войны на уничтожение" в пределах Европы, как и расового превосходства, замен вполне естественного для него верховенства германской нации. Не укладывалось всё это в мозгу свято верившего в железный орндунг кайзеровца, по какой причине славяне были назначены людьми второго сорта, а, например, те же англосаксы — нет. Когда же я в красках рассказал, что творили его потомки на оккупированных землях Советского Союза, парень и вовсе прямо заявил мне, что подобного варварства просто не может совершенно руками доблестных немецких солдат.

Мне оставалось только скептически хмыкнуть. Гюнтер насупился и даже засопел, он видимо ожидал, что я сейчас брошусь уверять его в том, что я говорю правду и может быть даже оправдываться. Он же таким образом поймёт говорю ли я ему правду или подобным иезуитским способом потомок его врагов пудрит доверчивому бюргеру мозги.

Я же просто промолчал, позволив ему самому переварив полученную информацию решить — могли ли тевтоны докатиться до жизни такой или нет.