Я глядел на него с самым невинным видом. Нет, понял он, я ничего не знаю. Разумеется. Откуда мне.

– Мы же не убийцы, – облегченно сказал он и улыбнулся. – Ну что вы. Мы же цивилизованные люди. Странно, как вам пришло это в ваш ум. Конечно, если предположить, что у вас возникла бы очередная, – он подчеркнул последнее слово, сызнова старательно показывая, какое дерьмо вся эта ваша Россия, – очередная черносотенная банда, которая вздумала бы убивать, например, не просто евреев, а вообще ученых…

Хороший поворот мысли: не просто евреев, а вообще ученых. Миляга парень.

Знаток России.

– …со стороны наших спецслужб, насколько я понимаю их специфическую работу, – он полыхнул зубами, – было бы совершенно непрощаемо не воспользоваться этим благоприятным обстоятельством. Вероятно, они обязательно постарались бы направить деятельность этой банды в наиболее выгодное для нашей национальной безопасности русло.

Он уже сам со мной играл. Аккуратно и с виду совершенно невинно мстил мне за то, что на долю секунды испугался, будто я играю с ним. И, конечно, попутно чуток запугивал.

– Полагаю, наши спецслужбы обязательно использовали бы эту счастливо не существующую банду для ликвидации наиболее перспективных ваших голов. Не всех, разумеется. Зачем всех голов? Лишь наиболее перспективных. Чем вы слабее, тем нам спокойнее. Вы же прекрасно понимаете: какие бы события у вас ни происходили, как бы ни менялись ваши правительства, Россия для всего цивилизованного сообщества средоточие сильного ли, бессильного ли – только такая разница – абсолютного зла. Оплот и защитница всех реакционных режимов, тренировочная площадка всех бандитов и террористов……

– За исключением тех бандитов и террористов, которых тренируете вы.

Он искренне оскорбился.

– Мы тренируем защитников свободы!

– Мы угрожаем вашей свободе?

Он помедлил секунду.

– У вас, Антон Антонович, есть хорошая поговорка…

– Я смотрю, вы их собираете.

– Да, люблю. Вековая мудрость народа… Не полезная мудрость вымирающего народа, отдадим себе в этом отчет. Нам следует её сберечь. Поговорка в этот раз пришла в мой ум такая: на молоке обжегшись, на вымя дуют.

Хорошая шутка, оценил я. И очень образная. Молодец шпион. То ли он решил продемонстрировать на сей раз недостаточное знание русской идиоматики, то ли, напротив, столь хорошее её знание, что, дескать, может даже осмысленно шутить на этом поле. И тут я понял. Конечно, оговорка была намеренной. Потому что вода, на которую дуют в подлиннике, была сейчас ни при чем. Пратт в очередной раз давал мне понять, что социализм ли у нас, капитализм ли, холодная ли война или стратегическое пресловутое это партнерство – все сие не более чем молоко; а вот Россия – и есть вымя, истекающее тем ли, иным ли, но вечно и навечно нежелательным для них млеком.

– А ещё у нас говорят: не дуй в колодец, пригодится молока напиться, – ответил я.

И он понял, что я понял.

– Ну, разумеется! – улыбнулся он. – Бриллиантовая поговорка! Мы это помним и понимаем. Этот колодец мы будем беречь. Мы прекрасно отдаем себе отчет, насколько он нам нужен и полезен. Мы его постепенно вычистим и отремонтируем, я обещаю вам. Но взамен мы наполним его той ВОДОЙ, которую предпочитаем пить мы.

И улыбнулся опять. Чи‑из!!

– А тот, кто нам поможет в этом, проявит сильный ум, широту взглядов и умение перспективно мыслить, – добавил он. – Естественно, и большое личное мужество. А все эти качества нами уважаемы и заслуживают материального и морального награждения.