– Ничего себе ты ввязался в дела, – сказал журналист.

– Да, – согласился я.

– Я могу чем‑то помочь? – подышав и поразмыслив, спросил он.

– Да, – ответил я. – Нам надо встретиться, и как можно скорее. Куда скажешь, туда и подъеду. Я сейчас бездельничаю.

Мы встретились минут через сорок. Раньше не получилось – начинался час пик, и было не протолкнуться. Бедная моя «Ладушка», когда я её покинул, напоминала жертву селевого потока. Не то что днище – и крыша, и даже, по‑моему, антенны жалобно истекали бурой дрянью.

Мы взяли по мороженому, и медленно пошли вдоль Фонтанки. Впереди посередь мутных небес угадывалась над крышами скругленная тень – купол Троицкого собора.

– Вид у тебя несвежий, – пытливо взглянув мне в лицо, сказал журналист.

– Вечор согласно легенды, утвержденной ГРУ, необходимо кушал водку.

Он немного принужденно засмеялся.

– Какие теперь легенды славные! Надеюсь, расходы оплатят?

– Фига с два, за свои. Так вот. Коля должен был вступить в контакт с неким Вениамином Каюровым, соседом одного нашего пациента, попавшего в странную беду. Незадолго перед несчастьем пациент сказал, что собирается с этим Каюровым дружески посидеть. А наутро его нашли на улице в устойчиво невменяемом состоянии, без памяти и речи.

Журналист присвистнул.

– Более того. У меня есть непроверенная информация, что сразу после этого и сам Каюров приказал долго жить.

– Змеюшник какой‑то зацепили… – пробормотал журналист.

– Похоже на то.

– Знаешь… Мне почему‑то всегда казалось, что раньше или позже это должно случиться. Нелегальщина к нелегальщине тянется, подполье в России большое, но узкое. С кем‑нибудь да стукнешься локтями.

А я вспомнил Сошникова опять: заниматься преступной деятельностью, не переплетаясь с уже наличествующим преступным миром, невозможно… Я его скоро чаще родителей вспоминать начну и цитировать, как китайцы – Мао, подумал я и, конечно, разозлился на себя. Слава Богу, это пока не про нас. Скорее уж про «Бандьеру».

– Ссылаться на тебя и твои слова, если вдруг затеется журналистское расследование, мне, конечно, нельзя, – почти без вопросительной интонации сказал он.

– Упаси тебя Бог, – ответил я. – Вообще не суйся в это дело. А вот если изыщешь способ сориентировать ментов на Каюрова – будет славно. Правда, вряд ли они его найдут, но хоть дело сдвинется.

– Помозгую, – ответил журналист, задумчиво глядя на черную воду. Помолчал. – А тебя, значит, не упаси Бог. Ты, значит, сунулся.

– Так получилось, – ответил я. – Сам не рад.

– Рад, не рад… Не в этом дело, – голос у него был почти равнодушный. – Если тебя завтра где‑нибудь найдут в столь же прохладном состоянии, мне‑то что делать?

– Да перестань, – с досадой ответил я.

– Мне перестать несложно, – в голосе появились нотки раздражения. – Но перед дуэлью ты, как порядочный человек, обязан, пользуясь выражением предков, привести в порядок свои дела. В частности, оставить мне хоть какие‑то инструкции.

– Какой ты деловой, – сказал я.

– Дурак ты, Антон, – ответил он. – Я же переживаю.

– А ты не переживай, – посоветовал я.

Он снова помолчал.

– Слушай, – проговорил он уже совершенно иным тоном.