Самым ценным оказалось все, что не было приколочено. Отряд из трех баб и восьми детей стоял в граблями и лопатами наперевес, на манер теток из «Свадьбы в Малиновке». Вокруг них и на них было все самое ценное. Какие-то корзинки, ведра (металлическое, как самое дорогое, несла Зоряна), кадушку приволокли, тряпки. Мы повели отряд на место схрона. Не дошли. По дороге бабы стали выбрасывать все, что тяжело было нести. Процентов девяносто от набранного. Остановились на промежуточной базе. К нам подошли Кукша и Веселина. Они шли по следу из утвари, оставленному по всей дороге. После нас осталась широкая, понятная всем в этом времени дорога из ведер, грабель, тряпок, ложек (!). Стрелки наши часть подобрали, часть оставили. На промежуточной базе объявили, что это учения. Дед прочитал лекцию на тему вреда жадности. В ответ посыпались упреки в том, что ценное тут все, у что конкретно тащить, а главное, как, никто не сказал. Дед от бабьего гнева отгавкался, сказал что все будет. Мол, так и было задумано. Хитрован старый.

Итогом стало создание «тревожных чемоданчиков». Чемоданчики делали с дедом в виде корзин, которые должны одеваться на спину, на манер моего рюкзака. В них предполагалось складывать то, что мы посчитали ценным, а также инструмент. Дед вдалбливал в головы невесток принцип «не используешь — положи в корзину». Типа, поработал ножом, положи его в корзину, вот место для него. И так со всем стеклом, пластиковой тарой, редко используемыми ресурсами — кожей, лекарственными травами, жестяными банками консервными и так далее. Часть матери примотали вместо подкладки к спине. Надо — сделай новую, положи, забери старую. У рюкзака было три ремешка, два на плечи, один поясной, чтобы спину не отбить. Крышку сделали, кармашки, для мелочевки. Такой вот памятник народному творчеству получился — плетенный рюкзак. На каждого жителя предполагалось по одному, даже на детей.

В дальнейшем учения проходили не так весело, как в первый раз, но на порядок эффективней. По моим часам, если все были в деревне, то собирались мы за сорок минут. Причем дольше всех я — палатку складывал. Потом плюнул на это дело, оборудовал себе спальное место прям в своем сарае, палатку спрятал в рюкзак из будущего. Это мой тревожный чемоданчик.

На третий раз эвакуация прошла как по маслу. Короткая колонна стояла у входа в лес, с вещами, детьми, рюкзаками, с инструментом наперевес. Прям приятно посмотреть. Чтобы не натаптывать тропу, отправляли народ несколькими маршрутами. За три часа все, включая стрелков оказывались в ухоронке. Они, стрелки наши, здорово научились искать и занимать позиции, мы наблюдали за их парными учениями. Но всплыли другие проблемы. Маскировка и обувь. Кукша с Веселиной гарцевали босые, что их задерживало в пути. Одежда местная была сплошь бело-серая, выделялась на фоне леса. А если они прятались так, что их не было видно — то не могли стрелять, особенно Кукша. Плюс Веселина в юбке бегала, тоже не фонтан. Занялся вопросом униформы.

Объяснял Зоряне, как самой опытной швее, идею с камуфляжем, военной формой, привычной мне. Не поняла. Надо рисовать. Нарисовал как смог, понятней, но драгоценный лист бумаги перевел. Шили тут руками, поэтому форма для Веселины, ей нужнее, получилась только к середине июня. Я же со своей стороны сделал ей пряжки для ремней, дед — сбрую, по типу тех, которые в ВОВ носили, на плечи чтобы одевать. Далее красили вываркой из какой-то травы, коры и крапивы одежку в камуфляжные цвета. Ну, как смогли. Очень даже ничего получилось. Занялись обувью. Делали паллиатив — клеили под прессом тоненькие полоски дерева, типа шпона, пропитывали их смолой. Из двадцати слоев получалась заготовка под подошву. Местные удивились, когда предложил сделать их зеркальными, на правую и левую ногу. Тут всю обувь делали одинаковую что туда, что туда.