У Клер было такое лицо, словно случившееся произошло не с нею, а с кем-то другим.

Генерал расспрашивал адвоката:

— Сколько составят издержки, мистер Форсайт?

— Думаю, что около тысячи.

— Тысяча фунтов за то, что люди сказали правду! Мы не можем допустить, чтобы Крум заплатил больше, чем придётся на его долю. У него же за душой ни пенса!

«Очень молодой» Роджер взял понюшку.

— Ну, — объявил генерал, — пойду, а то жена совсем извелась. Динни, мы возвращаемся в Кондарфорд дневным поездом. Едешь с нами?

Динни кивнула.

— Отлично! Весьма вам признателен, мистер Форсайт. Значит, постановление о разводе будет к началу ноября? До свиданья.

Генерал ушёл, и Динни, понизив голос, спросила:

— Теперь, когда всё кончилось, скажите откровенно, что вы об этом думаете?

— То же, что и раньше: если бы на месте вашей сестры были вы, мы выиграли бы.

— Меня интересует другое, — холодно уточнила Динни. — Верите вы им или нет?

— В целом — да.

— Дальше этого юрист, очевидно, не может пойти?

«Очень молодой» Роджер усмехнулся:

— Никто не скажет правды, не умолчав при этом о чем-нибудь.

«Совершенно верно», — подумала Динни и спросила:

— Можно вызвать такси?

В машине Клер попросила:

— Сделаешь для меня кое-что, Динни? Привези мои вещи на Мьюз.

— С удовольствием.

— Кондафорд сейчас не для меня. Ты видела Тони?

— Да.

— Как он?

— Скверно.

— Скверно… — с горечью повторила Клер. — А что я могла сделать, когда они на меня накинулись? Во всяком случае, ради него я солгала.

Динни, не глядя на сестру, спросила:

— Можешь ты мне честно сказать, что у тебя за чувство к нему?

— Скажу, когда сама разберусь.

— Тебе надо поесть, дорогая.

— Да, я проголодалась. Я вылезу здесь, на Оксфорд-стрит. Когда ты приедешь с вещами, я уже приведу квартиру в порядок. Меня так клонит в сон, что я, кажется, проспала бы целые сутки, хотя, наверно, и глаз не сомкну. Если вздумаешь разводиться, Динни, не опротестовывай иск, иначе будешь потом думать, что отвечала на суде не так, как надо.

Динни сжала сестре локоть и велела шофёру ехать на Саут-сквер.

XXXIV

После боя дышится ещё тяжелей, чем во время него. Вы упорно думаете о том, что «отвечали не так, как надо», и теряете всякую охоту жить. Основной закон существования доведён до его логического и — выиграли вы или проиграли — не удовлетворяющего вас конца. Игрушка сломана, а сами вы опустошены и обессилены. Хотя Динни пришлось только наблюдать за боем, она пребывала именно в таком состоянии. Сознавая, что она бессильна чем-нибудь помочь сестре, девушка опять занялась свиньями и провела в трудах целую неделю, после чего получила следующее письмо:

«Кингсон, Кэткот и Форсайт.

Олд Джуэри.

17 мая 1932.

Дорогая мисс Черрел,

Спешу сообщить Вам, что нам удалось устроить так, что судебные издержки не лягут ни на Вашу сестру, ни на мистера Крума. Буду признателен, если вы возьмёте на себя труд успокоить их обоих и Вашего отца на этот счёт.

Примите уверения в моей искренней преданности Вам, дорогая мисс Черрел.

Это письмо, прибывшее тёплым погожим утром, когда в воздухе разносился шум косилки и аромат травы, заинтриговало девушку, хотя Динни терпеть не могла этого слова. Она отошла от окна и объявила:

— Папа, адвокаты сообщают, чтобы мы не волновались насчёт судебных издержек. Они все уладили.

— Как!

— Они об этом не пишут, но просят успокоить тебя.