— Ну, Тони, смешная история, верно?

— В высшей степени забавная.

— У вас больной вид.

— А у вас прекрасный.

Она действительно была очень хороша в открытом красном платье без рукавов.

— Простите, Клер, я в дорожном костюме. Я не знал, что вы собираетесь выйти.

— А я и не собираюсь. Пообедаем у меня. Можете оставить машину на улице и пробыть здесь, сколько захочется. Теперь уж никто ничего не скажет. Приятно, правда?

— Клер!

— Кладите шляпу и пошли наверх. Я приготовила новый коктейль.

— Воспользуюсь случаем и скажу, что горько сожалею…

— Не будьте идиотом, Тони!

Она поднялась по винтовой лесенке, обернулась и позвала:

— Идите сюда!

Сняв шляпу и автомобильные перчатки, он последовал за ней.

Как ни был Крум удручён и расстроен, он сразу увидел, что комната выглядит так, словно здесь всё приготовлено для какой-то церемонии или, может быть, жертвоприношения. На изящно сервированном столике стояли цветы, бутылка с узким горлышком, зелёные бокалы; на кушетке, покрытой нефритово-зелёной тканью, громоздились яркие подушки. Окна, открытые из-за жары, были задёрнуты шторами, свет затенён. Крум, задыхаясь от неудержимого волнения, устремился к окну.

— Хотя закон нас и благословил, шторы всё-таки лучше задёрнуть, — посоветовала Клер. — Умыться хотите?

Он покачал головой, задёрнул шторы и сел на подоконник. Клер примостилась на кушетке.

— Мне было стыдно смотреть на вас, когда вы стояли в ложе, Тони. Я в таком долгу перед вами!

— В долгу? Вы мне ничего не должны. Должник — я.

— Нет, я.

Обнажённые, закинутые за голову руки, прелестное тело, слегка запрокинутое лицо, — перед ним было всё, о чём он мечтал, к чему стремился долгие месяцы. Клер, бесконечно желанная Клер, как бы говорила ему: «Вот я, можешь меня взять!» Он сидел и не сводил с неё глаз. Ждать этой минуты так страстно и не воспользоваться ею!

— Почему так далеко, Тони?

Он встал. У него дрожали губы и все тело. Он дошёл до стола, схватился за спинку стула и посмотрел на неё долгим, пристальным взглядом. Что прячется в тёмной глубине устремлённых на него глаз? Нет, не любовь! Уступчивость из чувства долга? Готовность заплатить по своим обязательствам? Товарищеская снисходительность? Желание поскорее отделаться? Всё, что угодно, только не любовь, нежная и сияющая! И вдруг перед ним встала картина: она и Корвен — здесь! Он закрыл лицо рукой, ринулся вниз по железной винтовой лесенке, схватил шляпу и перчатки, выскочил на улицу и прыгнул в машину. Он пришёл в себя только на Эксбридж-род и долго не мог понять, как проехал такой перегон без аварии. Он вёл себя как форменный идиот! Нет, он вёл себя правильно! Ох, какое у неё было изумлённое лицо! Принять его за кредитора? Заплатить ему? Там! На той же самой кушетке! Нет! Он исступлённо дал газ и чуть не врезался в грузовик, тяжело громыхавший впереди. Спустилась ночь, тёплая и лунная. Крум загнал машину за какую-то изгородь и вылез. Прислонился к столбу, набил трубку и закурил. Куда он едет? Домой? Для чего? Для чего ехать вообще? Внезапно в голове у него прояснилось. Он отправится к Джеку Масхему, откажется от места — и в Кению. На дорогу денег хватит, а там подвернётся работа. Только не оставаться здесь! К счастью, матки ещё не прибыли. Тони перелез через изгородь и опустился на траву. Откинулся назад и посмотрел вверх. Как много звёзд! Сколько у него денег? Фунтов пятьдесят, нет, шестьдесят, долгов никаких. Пароход, идущий в Восточную Африку; четвёртый, палубный класс. Куда угодно, что угодно, только поскорее отсюда! Ромашки, усеивавшие склон, на котором лежал Тони, медленно светлели в лунном сиянии; воздух был напоен ароматом цветущих трав.