— Вот уж женился, как на льду обломился.

— Сваха лукавая, что змея семиглавая, — гнул свою линию Иван.

— Ей только свой интерес урвать. — Доверительно понизил голос: — Дело следует по хорошему знакомству ладить. Есть у меня на примете такая лапушка, что тебе голубушка белая! Нрава весёлая, по хозяйству недреманная. Был бы холост, сам не упустил бы. Вот те истинный крест!

— Да кто ж такая?

— Об том позже скажу. А может, и нет. Стоишь ли ты такой невесты? Сначала надо ещё выпить. За твою женитьбу!

Никита явно был заинтересован словами приятеля. Задумчиво сказал:

— Признаюсь, меня свахи уже обхаживают. Обещают добрую девицу просватать, по моим достоинствам. Только теперь я им доверять боюсь.

Иван закивал:

— Обманут тебя свахи, забота у них такая! Ладно уж, знай: есть девица, что у неё женихов сто, а достанешься ей один ты!

Никита вплотную на лавке приблизился:

— Да кто ж такая?

— Боярина Хвостова — дочь Василиса.

— Это что на Покровке?

— Точно!

Никита подозрительно прищурился:

— Откуда ты зреть мог эту Василису? Девки всегда на своей половине сидят, гостям не показываются. Иван рассудительно произнёс:

— Прикинь умом: по дружеству своему часто у Хвостова в хоромах бываю, вот и ненароком раз-другой с ней столкнулся. — Обнял за плечи: — Человек ты, Никита, самый счастливый. Другой такой красоты во всей Московии, поверь, не сыскать.

В голосе сокольничего звучала искренность и тоска. Ох, крепко присушила она, эта чаровница, сердце Ивана.

Глаза Никиты блеснули, он уже верил каждому слову, но на всякий раз спросил:

— Точно ли — красавица? Сокольничий деловито заметил:

— Ты у старика Хвостова в чести, я его попрошу, он вызовет Василису в гостиную, а ты в окно зреть будешь.

Никита хмыкнул:

— Это как Гришаня Копорский?

— Я скажу Хвостову, чтоб он Василису со всех сторон повертел: и глаза, и нос, и уши — все на месте. — И широко, во весь белозубый рот, улыбнулся: — А лядвеи, и перси, и все тайное — после венца узришь — с интересом сугубым!

— А когда к Василисе под оконце пойдем? — Никита с нетерпением постучал ладонью по столу.

— Распалился, стременной? Коли тебе приспичило, быстро устрою. От тебя прямиком к Дмитрию Хвостову на Покровку стопы направлю.

Никита поднял чарку:

— Дела для нашего ради выпьем! Спаси, Господи и помоги!

Приятели дружно опрокинули в глотки вино. Уплетая за обе щёки студень, Никита вдруг с тревогой сказал:

— Коли и впрямь невеста моя столь хороша собой, как бы Иоанн Васильевич… того… к себе в женский терем её не потребовал?

— А ты, жених простоватый, дело все соверши втай, когда Государь отъедет, скажем, в Александровку. А зимовать её в дальнюю вотчину отправь. Коли слух дойдет о свадьбе, так и скажешь Государю:

“По хозяйственным заботам наладил супругу туда-то”. А там дело забудется.

— И то! — удовлетворенно кивнул Никита.

В тот же вечер Иван побывал у Хвостова. За обильным ужином тщательно обмозговали всю затею.

Чтобы ещё более распалить Никиту, решили малость дело потянуть.

Смотрины

В тот год морозы ударили рано. Уже к Родительской субботе стали реки, а снега выше голенищ намело.

Когда ледяной месяц высоко стоял в радужной оболочке, обливая снег волшебным палевым светом.