Попил вина, ладонью утер уста, добавил:

— Привези во дворец, похвались молодой супругой! Одарить её по-царски желаю.

Никита Мелентьев не потерял обладания. Мужественно глядя прямо в мутноватые зрачки царя, со вздохом вдохновенно соврал:

— В болезни ныне пребывает, красная сыпь по всему телу у ей! А за ласку низко благодарю, великий Государь. Да продлит Господь твои лета!

Иоанн Васильевич махнул расшитым золотом рукавом:

— Ну, лечи её, стременной! Может, лекаря прислать? Не хочешь — не надо…

А тут и сам Государь занедужил, да новые заботы навалились на него. Казалось, оставил он в покое Никиту Мелентьева, забыл о его молодой жене.

Гость незваный

Минуло полтора года. Мелентьев все больше входил в фавор. Царь всегда за столом посылал ему куски со своего блюда, одаривал деревеньками, пожертвовал с собственного пальца старинный перстень.

Однажды тёплым майским вечером, когда вся Москва успела покрыться разлапушенными клейкими листочками, когда мягко пахло резво пробежавшим к дальнему лесу в Сокольниках дождем, царь решил оказать своему любимцу честь. Разгоняя зевак плетьми, государев кортеж прискакал к обширной усадьбе Мелентьева, что на высоком берегу Неглинной, возле Рождественского монастыря.

— Встречай, стременной, своего Государя! — растянул узкий рот в улыбке царь. — Чай, не ожидал такой чести?

Все засуетилось, закипело в доме. Десятки слуг сбились с ног, сталкиваясь с разбегу лбами, но подносов не роняли, и вмиг громадный дубовый стол заполнили питьем и яствами.

Как и положено по изящному этикету, появилась хозяйка с золотой чаркой вина на подносе, с низким поклоном поднесла:

— Отведай, свет-батюшка, себе на здравие! Иоанн Васильевич едва взглянул на Василису, как задохнулся в восторге:

— Зело красота могучая, словно пламень сердце поражающа… Истинно, вторая египтянка Лиалида! — Строго посмотрел на Никиту: — Ты, стременной, небось погряз во глубине страстей? Сие вельми грешно.

Лицо Василисы заалело от царской похвалы. Мелентьев же заторопился:

— Негоже бабе стременного пред царскими очами быть! Ступай, Василиса, к себе. Государь ухмыльнулся:

— Суров ты, обаче! Аз реку: ныне же пришли Василису во дворец. Незачем ей тут молодость губить.

Мелентьев раздул ноздри, сжал кулаки, но смолчал, лишь покорно склонил голову. Про себя же решил:“Не отдам жену!”

Недуг

Прошло три дня. Ни Мелентьев, ни его Василиса во дворце не появились.

Государь о своем приказе помнил. Нахмурившись, произнёс:

— Малюта, что стременной Никита, жив ли? Или без передыху со своей молодой женой срамной малакией занимается? Скачи к нему, узнай!

Через малое время, вытирая пыль с потного лица, Скуратов появился во дворце, зло ощерился:

— Стременной сам сказался недужным и про свою Василису также ответствал.

Иоанн Васильевич как раз начал шахматную партию с Иваном Колычевым. Обдумывая хитрый ход, он кротко вздохнул:

— Зело грустно мне сие слушать, аз, грешный, молиться буду за здравие их, недужных! А покамест, Малюта, пошли лекаря моего Бомелиуса, пусть попользует…

В кибитке потрясся немец на Рождественку. Вернулся когда, загнусавил с поклоном:

— К женщине меня не допустили, а у самого хозяина, как у нас говорят в Пруссии, опасное воспаление хитрости. — Угодливо хихикнул.

Перекрестился Иоанн Васильевич, вздохнул:

— От сего недуга есть верный способ врачевания. — Многозначительно посмотрел на Скуратова: — Малюта, приготовь снадобье! Сейчас обыграю сердечного друга моего боярина Колычева и поедем навестить болезного.