Что касается возвышенных чувств Петра к Анне, то нам ещё придётся рассказать о них.

Ох, и непроста любовь монархов…

БЛУДНИК

Историческая хроника со слов очевидца: «Пётр Великий, едучи из Петербурга, остановился в Вышнем Волочке. Большая часть тамошних жителей с женами и детьми своими в праздничном платье собрались толпой. Его Величество по обыкновению своему говорил с некоторыми из них, спрашивал об их промыслах и о жизни. Между тем увидел он в толпе взрослую и весьма пригожую девку, которая тут же пряталась за других, как скоро примечала, что Государь на неё смотрит. Государь полюбопытствовал её видеть…» А далее произошло то, что весьма поразило Государя и что имело для дальнейшей судьбы девицы решительное значение.

Глупый Ивашка

История наша восходит к тем временам, когда Пётр Великий только замыслил Крымский поход. И замешанным в сем деле оказался человек вроде бы самый ничтожный — Ивашка Костин из Вышнего Волочка.

Это уж потом он стал жить в хоромах, а величать его начали с поясными поклонами и по имени отчеству— Иван Харитонович. А поначалу, круглый сирота, служил и мальчиком на побегушках, и мусорщиком на кожевенной фабрике, а уж потом пошёл по торговой части — начал коробейником разъезжать по ярмаркам, вести мелочную торговлю. Скопил какие-то деньжата, а умные люди советуют:

— Открой, Ивашка, свою лавку и станешь жить неплохо!

Время как раз было такое, что совсем на парусину спросу не стало. На складах повсюду в рулонах прела, белую и толстую отдавали почти задарма.

Вот Ивашка и отчудил: влез в долги, свои гроши все вложил, а закупил по дешевке более тысячи аршин парусины. Народ умный ходит, похохатывает:

— Ну, Ивашка, ты совсем дурак! Не токмо барыша, своих денег не вернёшь! Все так и сгниёт…

А Ивашка совсем рехнулся: сидит в своей хибаре, на которой соломенная крыша в сторону сползла, в какой-то отвратный рассол парусину макает и в печь горящую суёт. Вонь такая прёт, что за версту в нос шибает.

Соседям вельми омерзительно стало, хотели Ивашку по ребрам поучить, а тот вдруг куда-то исчез, ни с кем даже не прощался. Только видели, что он дверь хибары гвоздем заколотил и с мешком залез на телегу к проезжавшим купцам. Малость посудачили соседи да рукой махнули:

— Такой глупый предмет и разговору не стоит! Но пришёл день, и все рты от удивления разинули.

Подряд

Пока умные соседи судили-рядили, Ивашка добрался до самой Москвы. Пришёл к Преображенскому дворцу, страже говорит:

— До Государя важнейшее дело у меня, допустите, окажите вашу милость!

Ивашку, понятно, не допустили, зато под глазом синяк поставили.

Но не напрасно в такую даль припёрся Ивашка, выстоял, дождался, когда Государь со свитой на крыльцо вышел. Ивашка тут как тут, головой по ступеньке колотит:

— Ваше Величество, у меня такая парусина есть, что никакой голландской с ней не сравняться. Для флота самая надёжная — прочная и чистая, а главное — в огне не горит.

Другой раз Пётр Алексеевич, может, и вниманием своим утруждаться бы не стал, а тут, видно, выпил-закусил хорошо, решил с оборвышем побалакать.

— Чего, смерд, врёшь? У голландцев разумных парусина горит, а у тебя, рвани, не горит. Так не бывает.

А Ивашка уже на ноги вскочил, дерзко в глаза государевы взглянул:

— Говорю: не горит! Пётр скривил ехидно рот:

— Нукось, покажь! Если соврал, прикажу тебя драть, пока шкура не сойдет.

Вытащил Ивашка из заплечного мешка кусок парусины. Пётр парусину помял, потрепал, понюхал — нос сморщил, но бить Ивашку не стал.