|
.. . Гляка—сь, како дело вышло!.. Что теперича нам за это будет? Ты, Василий Фадеич, человек знающий, все законы произошел, скажи, Христа ради, что нам за это будет? — Перепорют,— равнодушно ответил приказчик. — Ежели только перепорют, это еще не беда — спина—то ведь не на базаре куплена,— молвил один рабочий.— А вот как в кутузку засадят да продержат в ней с неделю или дён с десять!.. — Дольше продержут,— молвил Василий Фадеев.— В один день сто двадцать человек не перепорешь... Этого нельзя. — То—то вот и есть,— жалобно и грустно ответил рабочий.— Ведь десять—то дён мало—мальски три целковых надо положить, да здесь вот еще четыре дня простою. Ведь это, милый человек, четыре целковых — вот что посуди. — Верно,— подтвердил Василий Фадеич.— По нонешним ценам у Макарья, пожалуй, и больше четырех—то целковых пришлось бы. Плотники ноне по рублю да рублю двадцати на серебро брали, крючники по полтине да по шести гривен, солоносы по семи... Вот каки нонешним годом господь цены устроил... Да!.. — Василий Фадеич! Будь отец родной, яви божеску милость, научи дураков уму—разуму, присоветуй, как бы нам ладненько к хозяину—то?.. Смириться бы как?..— стали приставать рабочие, в ноги даже кланялись приказчику. — Смирится он!.. Как же! Растопырь карман—от! — с усмешкой ответил Василий Фадеев.— Не на таковского, брат, напали... Наш хозяин и в малом потакать не любит, а тут шутка ль, что вы наделали?.. Бунт!.. Рукава засучивать на него начали, обстали со всех сторон. Ведь мало бы еще, так вы бы его в потасовку... Нечего тут и думать пустого — не смирится он с вами... Так доймет, что до гроба жизни будете нонешний день поминать... — Ахти, господи батюшка, истинный Христос!.. Да что ж это такое будет? — тосковали бурлаки, понурив с отчаянья головы. Крепко задумавшись, Сидор Аверьянов сидел одаль на косяке (Толстый канат, на котором кабестанный, иначе шкивной пароход тянет подачу. ). Вдруг быстро вскочил и шепнул, подойдя к приказчику: — Подь—ка со мной к сторонке, Василий Фадеич. Приказчик отошел с ним к самой корме. — Так как мне теперича доводится без трех гривен шесть целковых...— начал Сидор. — Ну? — спросил приказчик, когда тот немного замялся. — Возьми ты их себе, Василий Фадеич, эти самые деньги... Поступаюсь ими, пачпорт только выдай — я бы котомку на плечи да айда домой. Ну вас тут и с караваном—то!.. — Мудрено, брат, придумал,— засмеялся приказчик.— Ну, выдам я тебе пачпорт, отпущу, как же деньги—то твои добуду?.. Хозяин—то ведь, чать, расписку тоже спросит с меня. У него, брат, не как у других — без расписок ни единому человеку медной полушки не велит давать, а за всякий прочет, ежели случится, с меня вычитает... Нет, Сидорка, про то не моги и думать. — Эх, горе—то какое!— вздохнул Сидорка.— Ну ин вот что: сапоги—то, что я в Казани купил, три целкача дал, вовсе не хожены. Возьми ты их за пачпорт, а деньги, ну их к бесу — пропадай они совсем, подавись ими кровопийца окаянный, чтоб ему ни дна, ни покрышки. |
