|
— Анисья Терентьевна женщина немолодая, где ей читать все время без роздыха? Мы так уговаривались, что я стану с ней чередоваться. А вот господь и послал помощника, ночью—то он почитает, а я по хозяйству займусь — много ведь дела—то, и то не знаю, Герасим Силыч, как управлюсь. — Иной раз Груня может почитать, она эти порядки знает,— сказал Чапурин. — Нет уж, Патап Максимыч, пущай ее при Дуне остается,— молвила Дарья Сергевна. — Что Авдотья—то Марковна?— спросил Чубалов. — Плачет, убивается,— отвечала Дарья Сергевна.— Да как и не убиваться, Герасим Силыч, девушка молоденькая, никаких делов не знает, а тут еще по приезде—то всего каких—нибудь полчаса родителя в живых видела. Пошли отдохнуть с дороги, а тут и приключилась беда. Без памяти теперь лежит, сердечная, сиротка наша бедная, горемычная. — Да скажите, пожалуйста, как это случилось? — спросил Чубалов. — Господь один знает, как случилось,— отвечала Дарья Сергевна.— Никого тут не было. Корнея—то Евстигнеева знавал? — Довольно знаю,— сказал Чубалов.— Недобрый человек, разбойником так и глядит, недаром в народе Прожженным его прозвали. Признаться, я всегда дивился, как это Марко Данилыч, при его уме, такого человека в приближенье держит. Знаю я про иные дела Корнеевы — давно по нем тюрьма тоскует. — Ну вот, его Патап Максимыч и рассчитал,— говорила Дарья Сергевна.— Потому рассчитал, что из книг узнал, как он плутовал на Унже в лесных дачах, и Василья Фадеева рассчитал для того, что он весь работный народ на каждом шагу безбожно обижал и сполна зажитых денег не отдавал никому. Житья от него никому не было... Ну вот, вчера ночью и проберись Корней в спальню Марка Данилыча; как он туда попал, бог его знает. Что у них было в спальне, тоже никому не известно — Марко Данилыч был без языка и лежал ни живой ни мертвый. Думается, что Корнею хотелось деньгами из сундука поживиться. И топорик принес с собой, может быть думал сундук—от им разбить. Услыхал Патап Максимыч, прибежал на шум. Корней было бежать, да, спасибо, людей много набралось. Схватили молодца, связали и в полицию отправили. — Эко дело—то какое,— удивляясь рассказу Дарьи Сергевны, сказал Чубалов. Дарья Сергевна пошла по хозяйству. Чубалов один на один остался с Патапом Максимычем. Поговорили о том, о другом; Чапурин спросил, наконец, Герасима Силыча: — Дошли до меня слухи, что у вас с покойником какие—то дела были и он сколько—то вам должен остался. — У меня никаких нет документов, да никогда их и не бывало,— отвечал Чубалов. — Ваша совесть, Герасим Силыч, и для Авдотьи Марковны и для меня, душеприказчика покойного, ценнее всяких документов,— сказал Чапурин.— Скажите по душе и по правде, много ль он вам должен остался? — Ни копейки он мне не должен,— отвечал Герасим Силыч.— Ни одной копейки. Точно, были у меня с покойником дела: в прошлом году весной около Саратова редкостные старинные книги продавались — и мне очень хотелось купить их, да купил—то не хватало тогда. Тысячу рублей займовал я у покойника и вексель ему выдал. |
