|
— Вместо отца поздравляю, вместо родителя целую тебя, дочка,— сказал он.— Дай вам бог совет, любовь да счастье. Жених твой, видится, парень по всему хороший, и тебе будет хорошо жить за ним. Слава богу!.. Так я рад, так рад, что даже и рассказать не сумею. — Благословите меня за тятеньку покойника на новую жизнь,— со слезами на глазах сказала Дуня Патапу Максимычу. — Изволь, милая, изволь. Благословлю с великим моим удовольствием,— отвечал он.— Побудь здесь с Дуней,— прибавил он, обращаясь к Аграфене Петровне,— а я в твою образную схожу да икону там выберу. Своей не привез, не знал.— Не бойсь, Груня, твои благословенные иконы знаю — ни одной не возьму. И вышел вон из горницы. Вскоре воротился Чапурин с иконою в позолоченной ризе. Следом за ним вошел Петр Степаныч. — Надо будет нам благословить и невесту и жениха, для того я сюда и привел Петра Степаныча,— сказал Патап Максимыч.— Отдельно каждого станем перед венцом благословлять, а теперь это за рукобитье пойдет. Ты, Груня, будешь за мать; неси же хлеба каравай, да соли, да чистое полотенце. Аграфена Петровна вышла, а Чапурин сказал Петру Степанычу: — С нареченной невестой!.. Поцелуемся. Смотри же, парень, люби ее да береги... Да что это вы, посмотрю я на вас, упырями друг на дружку глядите?.. Словечка меж собой не перемолвите. Так ведь не водится. Вошла Аграфена Петровна с папушником (Папушник — пшеничный хлеб домашнего приготовления. ), покрыла стоявший в красном углу стол скатертью, поставила на нем принесенную Патапом Максимычем икону, затеплила свечку, положила возле иконы хлеб и покрыла его полотенцем. Положили семипоклонный начал, потом Патап Максимыч с Груней обычным порядком благословили жениха с невестой. — Ну, юнец—молодец и ты, раскрасавица—девица,— сказал Патап Максимыч.— Теперь, по дедовскому и прадедовскому завету, следует вам поцеловаться на любовь, на совет, на долгую и согласную жизнь. Извольте целованьем завершить божие благословенье. Самоквасов подошел к Дуне. Ни жива ни мертва стояла она и свету не взвидела, когда Петр Степаныч поцеловал ее. Не видала она лица его, только чувствовала, как горячие, трепещущие уста крепко ее целовали. Нет, это не серафимовские лобзанья, что еще так недавно раздавала она каждому на раденьях людей божиих. — Теперь бы следовало про здоровье нареченных князя с княгиней винца испить,— молвил Патап Максимыч.— Тащи—ка, Груня, что есть у тебя про запас. Эка досада, не знал, на что еду. Тебе бы, Груня, отписать, я бы холодненького прихватил с собой. А у тебя, поди ведь, сантуринское либо церковное. Да уж делать нечего, за недостачей хорошего хлебнем и сантуринского. Тащи его сюда! — Позвольте, Патап Максимыч,— вступился Петр Степаныч.— Со мной есть маленький запасец. Рассчитывал, что пригодится к седми спящим отрокам (22 октября. Из семи отроков младший назывался Иоанном.), к именинам, значит, Ивана Григорьича. А теперь вот, на мое счастье, бутылки на другое понадобились. И, спешно выйдя из горницы, воротился бегом с парой бутылок шампанского. Разлили вино, выпили, и Дуня маленько пригубила. — Горько! — вскричал на всю горницу Чапурин. |
