Кто мог подбросить такую улику, кроме полицейских?
В комнате повисло тягостное молчание.
— У меня уже голова кругом, — призналась я. — Как от сложного кроссворда. Такие мне не по зубам.
— Это я виноват, — сказал Моррис. — Я завел этот разговор. Надо было промолчать.
— Не дури, — перебила я. — Мысль ценная, просто в нее трудно поверить... И что мне теперь делать?
Моррис и Джош переглянулись и пожали плечами.
— Просто будь осторожна, — посоветовал Моррис. — Не теряй бдительности. — Он подмигнул Джошу. — А нам пора.
Я проводила их до двери.
— Что делать? — растерянно повторила я.
— Думай, вспоминай, — предложил Моррис. — Мы тоже подумаем. Может, на что-нибудь наткнемся. И помни, что мы с тобой.
Я закрыла дверь и прислонилась к ней. Я заставляла себя думать, ломала голову, пытаясь разобраться, в чем дело. У меня ныло сердце.
Она сильная и упорная: гнется, но не ломается. Она не пала духом. Но и я силен. Я сильнее ее, сильнее всех. И умнее этих болванов, до сих пор ищущих улики. А еще я терпелив. Я могу ждать, сколько понадобится. Наблюдаю, жду и мысленно посмеиваюсь.
— Я, — ответил Камерон. Мы уставились друг на друга. — Заменяю Линн. Таков приказ.
— А-а. — Я вышла к двери в коротеньком халатике, непричесанная, ожидая увидеть Линн или Бернис. Камерону в таком виде я показываться не хотела. Он перевел взгляд на мою грудь, голые ноги. Я невольно прижала ладонь к груди и увидела, как он усмехнулся. — Пойду оденусь.
Я выбрала простые и надежные джинсы и футболку. Зачесала волосы назад и сделала хвост. Сегодня похолодало, мне уже казалось, что в воздухе пахнет осенней свежестью. Мне очень хотелось дожить до осени: увидеть желтеющую листву, хмурое серое небо и дождь. Груши на ветках в саду, ежевику у кладбища. Мне вспомнилось, как я гуляла в роще за домом родителей, а под ногами шуршали листья. Как сидела у камина в гостях у Дженет и ела тост с маслом. Маленькие радости.
Я слышала, как Камерон по-хозяйски возится в кухне. Вспомнила вчерашние слова Морриса и задумалась. А что? Очень даже может быть. Я думала обо всем, что произошло между мной и Камероном, а он звенел посудой за стеной. Он тыкался лицом мне в грудь, стонал, пригвождал меня к полу, был неистовым, грубым и нежным. Что он видел, когда смотрел на меня голодным взглядом? Что видел теперь? Надо ли бояться его?
Глубоко вздохнув, я вышла в кухню.
— Кофе? — предложил он.
— Спасибо.
Повисла пауза.
— Сегодня я еду к родителям. Они живут неподалеку от Рединга.
— Прекрасно.
— Ты будешь ждать снаружи. Они ничего не должны знать.
— Беспокойные люди?
— Дело не в этом. Я им ничего не сказала.
Да, они всегда были беспокойными. Поэтому я и оберегала их. Каждый раз, звоня родителям, я в первую минуту различала панику в мамином голосе. Она вечно ждала плохих вестей. Узнав мой голос, она допытывалась, все ли со мной хорошо, — ее расплывчатым страхам требовалось обрести форму. За меня она всегда боялась, не знаю почему.
Не верила, что я способна постоять за себя и жить своим умом. Но сегодня я им докажу. Придется.
— Надя, нам надо поговорить... — Он поставил чашку и придвинулся ко мне.
— И я как раз хотела спросить.
— О нас. О нас с тобой.
— Спросить о Зое и Дженни.
— Надя, нам надо все прояснить.
— Нет, не надо, — деловито перебила я, осторожно держа горячую кружку. |