Небо, затянутое серыми облаками, потемнело, превратившись в сплошное пятно.
– Нет, – ответил Лиам. – Я прогнал его.
Облегчение затопило Ханну. Не из за Ноа, не из за нее самой, а из за Майло. Она сделала шаг назад и привалилась к куче дров, ее ноги внезапно ослабли.
Квинн покачала головой.
– Это не имеет смысла. Это должно быть просто ошибка.
– Он опасен, – добавил Лиам. – Ему нельзя доверять.
Бишоп ходил по кругу и теребил рукой свое афро.
– Ох, Ноа. Я не хотел верить, что он способен на такое. Знал, что он с ними заодно, что его все глубже затягивает в их безумие, но все же…
Как Ноа мог решиться на такое? Ханна не могла этого понять.
И все же, это правда. Люди ежедневно совершали шокирующие поступки. Если они испытывали достаточно ненависти, злости, отчаяния.
Человеческое сердце представляло собой глубокий колодец, непостижимый и непознаваемый, иногда даже для тебя самого.
– Почему? – с недоумением спросила Квинн. – Зачем он это сделал? Почему он пытался убить тебя?
Лиам ничего не сказал. Он бросил вопросительный взгляд на Ханну.
– Вероятно, Розамонд попросила его об этом, – произнесла Ханна.
В глазах Квинн появилось понимание.
– Потому что Розамонд считает, что Лиам убил Гэвина Пайка, и она хочет отомстить. Она подумала, что Ноа сможет подобраться к Лиаму достаточно близко, чтобы сделать это.
– Это вероятная причина, да.
Квинн перевела взгляд с Лиама на Ханну и обратно на Лиама. Ее глаза сузились.
– И он тоже винит тебя. За то, что Ханна здесь, а не с ним. Ноа ревнует.
– Ревность не слишком хорошая причина, чтобы убивать кого то, – заявила Молли. – Почитай Шекспира. Люди всегда пожинают то, что сеют. Это никогда не заканчивается хорошо.
– Ничто в Шекспире не заканчивается хорошо. – Квинн нахмурилась и принялась теребить кольцо в губе. – Он просто сошел с ума от потери, как Отелло. Или Макбет. Или Гамлет. Ноа больше так не поступит.
– Квинн, – произнесла Молли с нежностью, которая удивила Ханну.
Обычно она держалась с внучкой очень сурово и язвительно, но Квинн отвечала ей тем же. Так они выражали свою привязанность. Никто не сомневался в их преданности друг другу.
– Что? – ответила Квинн, вздернув подбородок. – Люди совершают ошибки. Они эмоциональны. И что?
– Это другое, – возразила Молли.
– Он же Ноа Коп! Он отец Майло! Ты не можешь стоять здесь и так говорить о нем! Как будто он заслуживает… как будто он должен быть… – Она сглотнула, яростно моргая. – Он наш друг!
– Все души можно спасти, – произнес Бишоп. – Я верю в это. Я до сих пор в это верю.
Как Ханна хотела, чтобы Бишоп оказался прав. Что до Ноа еще можно достучаться, можно спасти. Но когда он попытался убить Лиама, он прошел точку невозврата, по крайней мере, для нее. Некоторые поступки не могут быть прощены.
Грудь Ханны сжалась. Ее сердце болело от грусти, сожаления и сочувствия. Когда то она любила этого человека, родила от него ребенка, строила жизнь. Но это ничего не меняло.
Ноа сделал свой выбор. Теперь Ханна должна сделать свой.
– Вот видишь? – воскликнула Квинн.
Бишоп тяжело вздохнул.
– Я также верю, что некоторые сердца настолько ожесточаются, что в них не остается человечности. Они не хотят быть спасенными.
– Только не он! – закричала Квинн. – Ты ошибаешься!
– Квинн… – проговорила Молли.
– Замолчите! Просто заткнитесь все! – Квинн повернулась и побежала к дому, опустив голову, ее голубые волосы развевались позади нее, а руки были сжаты в кулаки. |