Бросив последний взгляд на сына, Ханна переключила свое внимание на Лютера.

Полгорода желало его смерти. Чтобы защитить Лиам спрятал его в одном из заброшенных домов за городом.

Она поклялась, что убьет его сама, если он еще хоть раз ступит на землю Фолл Крика.

И все же, он здесь.

Он помог спасти Квинн. Он спас Квинн и Лиама во время их побега из «Вортекса».

Это единственная причина, по которой Ханна не пристрелила его на месте. По этой же причине она согласилась встретиться с ним. Одноразовая любезность, о которой она уже жалела.

Гнев пронзил ее насквозь. Джеймс Лютер все равно оставался ополченцем. И всегда будет им.

Она толкнула детскую коляску по неровной земле и остановилась в десяти футах от сцены. Демонстративно не вынимая правой руки из кармана, Ханна сжала пальцами холодную твердую сталь.

– Что тебе нужно?

Лютер сгорбил плечи от ветра и прищурился, глядя на нее. Он был высоким и худым, почти исхудавшим, с обветренными чертами лица. Хотя он еще не достиг преклонного возраста, его лицо имело угрюмый, утомленный жизнью вид.

– Мой отец, – сказал он. – Он… он еще жив?

– Мы наладили обмен с Национальной гвардией, расквартированной на атомной станции Кука. У них остались медицинские принадлежности. Я раздобыла ему еще несколько кислородных баллонов, но они заканчиваются. Их невозможно производить – во всяком случае, здесь, в Штатах.

Ханна чуть не извинилась, но поймала себя на слове. Состояние мира не ее вина.

Она ничего не должна этому человеку.

Дейв и Аннет перевезли отца Лютера из дома в «Винтер Хейвен» в комнату в гостинице «Фолл Крик». Дейв организовал сменяющуюся группу добровольцев для ухода за пожилыми и больными людьми в общине.

Ханна отстегнула рацию от пояса и протянула ее Лютеру.

– Дейв на другом конце. Он с твоим отцом. Можешь поговорить с ним пять минут. Это всё. Ты же понимаешь, почему мы не можем привести его к тебе – или наоборот.

Старик находился при смерти. Привести его в парк и выставить на улицу – значит подвергнуть риску и так ухудшающееся здоровье.

А пустить Лютера в город вообще плохая идея.

Ханна передала ему рацию, а затем дала возможность уединиться. Лютер любил своего отца. Она не могла ему в этом отказать.

Она толкала коляску с Шарлоттой по тротуару, огибающему поле, попеременно наблюдая за Майло и Лютером, который прижимал рацию к уху и ходил по сцене кругами.

Его рот двигался, но Ханна не могла разобрать слов.

На детской площадке Майло и Призрак играли в свою версию игры в пятнашки – Призрак преследовал мальчика, а Майло пытался забросать его снежками. Звонкий лай Призрака эхом разносился по воде, смешиваясь со смехом Майло.

С мрачного неба сорвалось несколько снежинок. Шарлотта захихикала и протянула руки в варежках, пытаясь схватить хлопья и засунуть их в рот. Зелено серая вязаная шапочка Лиама скатилась ей на лоб, закрыв глаза.

Ханна проверила, хорошо ли сидит синий зимний комбинезон ее дочери, надеты ли варежки, натянуты ли носки под крошечными сапожками.

Ее горло сжалось. На краткий миг она стала обычной матерью в обычном парке, наблюдающей, как ее дети развлекаются в обычный день.

Мгновение спустя реальность вторглась в ее жизнь. В жизни больше не осталось ничего нормального. 45 й калибр, который она носила с собой, служил тому доказательством.

Когда она вернулась к Лютеру, он передал ей рацию, пробормотав:

– Спасибо.

Они стояли лицом друг к другу, Ханна с коляской на земле, Лютер на пустой сцене, худой и несчастный, прижав руки к узкой грудной клетке.

У него покраснели глаза. Он плакал. Лютер наклонил голову, как бы пытаясь скрыть свои эмоции. Как будто ему стыдно за такое проявление чувств.