– Я пришла пригласить тебя, твою мать и сестер на девичник, – проговорила она, видя, как он кисло смотрит на пуговицу. – Одна из моих подруг оставила детство позади. Я принесла достаточно еды для всех: так требует вежливость по отношению к пришелицам. И не отворачивайся: я знаю, у тебя не было времени сшить себе красивое платье или купить у торговцев. Мы здесь даем одежду взаймы, и у меня есть двоюродная сестра твоего роста. Что скажешь?

Эгил нахмурился.

– Ты понимаешь: моя мать больше не хозяйка самой себя.

Арона удивленно смотрела на него.

– Эгил! Никто не подумает помешать ей прийти! Пошли! Давай узнаем.

Эгил упрямо ответил:

– Нет.

Арона пожала плечами и ушла, удивленная. Пришла Элтеа, хромая ткачиха, попросила на время мула.

– Я иду на ферму госпожи Лойз. Там ведь живет твоя мать. Передать ей что‑нибудь?

Эгил нахмурился и посмотрел в землю.

– Скажи ей, что скоро я ее освобожу.

– Что? – воскликнула Элтеа и ушла, озадаченная. Она поразилась, увидев во дворе Лойз большой железный котел, наполненный землей, с посаженными в нем цветами. Котел стоял у двери. Это был радут  , обычно его используют только для демонстрации богатства. Говорили, что дочери Лойз не работают, потому что они слишком богаты для этого. Элтеа с отвращением фыркнула. Радут  .

Старая ткачиха спешилась и села в полированное деревянное кресло‑качалку. Она пила сидр, ела печенье и говорила о прекрасной вышивке. Чтобы переменить тему, сказала:

– Эгил прислала сообщение матери.

Глаза Лойз расширились.

– Этой слабоумной? О Боже, стоит ли посылать за ее матерью? Бедняжка из‑за всего впадает в истерику. Однако… – Она грациозно пожала плечами.

Лойз вышла, а Элтеа смотрела на вышивку. Такую не могла сделать слабоумная.

Как только Лойз вышла, в комнату проскользнула Лиза, в неуклюжем самодельном платье. На руках у нее был ребенок лет восьми.

– Помоги Ловри, – попросила она с сильным акцентом. – Пожалуйста, помоги. – И она как будто в страхе оглянулась, хотя Лойз известна своей добротой. Слабоумная? Истеричка?

Элтеа развернула тряпку, которой была замотана рука ребенка. Рука покраснела и распухла, она была горячей на ощупь. Элтеа нахмурилась.

– Прости. Я плохо говорю на твоем… языке. Гуззь? – Она сложила руку головкой и сделала вид, что кусает.

– Гусь. Один гусь, два гуся.

– Укусил Ловри. – Лиза повторила жест Элтеи. – Я просила хозяйку помочь. – Она в отчаянии прикусила губу. – Хозяйка отказала. – Она со сладкой улыбкой покачала головой и пропела: – Не сердись, Лиза. –Снова подняла голову. – Нужно… – Лиза искала слово.

– Целительница. – Элтеа встала, взяла ребенка на руки и захромала к двери. – Отвезу. Оставайся здесь. Я вернусь. Со старейшими.

– Хозяйка не позволяет мне ходить. Никуда, –зашептала Лиза очень тихо, оглядываясь по сторонам. Она пошла за ткачихой к мулу.

Во двор выбежала, с широко раскрытыми глазами, Лойз.

– О, вот где ты, Лиза! Какая нехорошая! Она тебя беспокоила? Мне приходится за ней все время следить, – ворчала фермерша, – иначе она куда‑нибудь пропадает. Послушай, Лиза, – пропела она.

Элтеа устроила ребенка за собой на муле и фыркнула.

– Вздор! У нее не меньше мозгов, чем у тебя, молодая женщина. Просто они говорят на другом языке, вот и все! – Она пощелкала мула.