Госпожа Нориэль подняла голову. Она выглядела так, словно готова была заплакать. Неужели госпожа Хуана и с ней поссорилась? С чего бы это?

Старейшие заняли свои места, молодые девочки занялись горшками, добавили в них угольев, пошевелили их.

Хуана свирепо посмотрела на Нориэль.

– Я обвиняю женщин этой деревни в грязных, неестественных и порочных занятиях. Вы не выходите замуж, как приличные женщины, вы не знаете, кто отцы ваших детей, вы спариваетесь, как дикие звери во время течки. А теперь я знаю, чем еще вы занимаетесь! – мстительно воскликнула она. Так как обвинения она произносила на своем языке, только у нескольких вопросительно поднялись брови. – И вот эта она‑самец, которая выглядит как мужчина и действует как мужчина, сделала мне неприличное предложение, которое я не могу описать словами!

Рослая кузнечиха вытерла глаза и запинаясь заговорила:

– Мне казалось, я тебе нравлюсь. Мы так хорошо ладили. – Она повернулась к старейшим. – Я спросила, хочет ли она быть моей сестрой‑подругой. Я и не думала, что она воспримет это как оскорбление.

Несогласная на языке Хуаны осторожно спросила у нее:

– Как по‑твоему, что означает это предложение?

Хуана ощетинилась.

– Чтобы я стала ее женой! Даже эта девчонка хранительница говорила моему сыну, что она известная любительница женщин!

Лицо Нориэль прояснилось, словно она услышала похвалу, и несколько голосов немедленно подтвердили.

– Она накормила меня и моих дочерей, когда мы болели! – воскликнула одна женщина. – И только попросила поступить так же, если кто‑то другой окажется в беде.

– Она защитила моего маленького Джомми от хулиганки Леннис, – добавила госпожа Лорин, – и всегда была добра ко всем.

– Она первой предложила еду и убежище этим пришелицам, когда они, бездомные, пришли к нам, – добавила третья. «И смотрите, как ей отплатили», – висело в воздухе.

Оттуда, где сидело семейство Лизы, поднялась молодая, но большая и волосатая рука, и гладкий, хорошо знакомый голос произнес почти с оскорбительной снисходительностью:

– По‑видимому, мы опять столкнулись с неверным пониманием, мои дорогие женщины, потому что слово, которым вы воспользовались, в нашем языке обозначает филантропа  , любителя людей, а не только женщин.

Старейшая кивнула в знак благодарности.

– Спасибо, госпожа Эгил. Как‑нибудь я приглашу тебя переводить. – Теперь настала очередь Ароны гневно сжать зубы. Старейшая указала веретеном на Хуану и спросила: – Если ты оскорблена, почему остаешься с Нориэль, дочерью Аурики?

Хуана опустила голову и призналась:

– Она сделала Осеберга своим подмастерьем. Я все бы отдала за это, кроме своей чести.

Нориэль удивленно покачала головой.

– Мне нужна была подмастерье. За это не требуется никакой платы. – Она шумно высморкалась. – И я не Лойз, дочь Аннет, я никого не заставляю жить с собой против воли. – Она снова заплакала и отвернулась.

Старейшая провозгласила:

– Вопрос кажется ясным. Хуана, дочь Гунтир, может уйти из дома Нориэль, дочери Аурики, куда захочет. Совсем не нужно было поднимать перед нами такой простой вопрос. Есть еще что‑нибудь?

– Да! – страстно воскликнула пришелица. – Вы приказали обучить мою дочь тому, что не должна знать приличная девушка!

Старейшая нахмурилась.

– Я думаю, здесь снова разница в обычаях. Мне нужно знать, чему в твоей деревне учат девушек о женских делах. – Хуана открыла рот. Она покраснела и прикрыла лицо шалью. Старейшая продолжала: – Те, кто еще не посвящен, могут этого не слушать.