Поднявшись по ступенькамъ крыльца, баба возгласила въ дверяхъ лавки:

— Кто о комъ, а я все о тебѣ, Савелій Прокопычъ!.. Дачка-то новенькая у тебя не сдана, такъ вотъ я къ тебѣ съемщиковъ привела. Господа отмѣнные.

Съемщики также вошли за бабой въ лавку. На нихъ пахнуло запахами попорченной соленой рыбы и дегтемъ. Лавка была по образцу городскихъ мелочныхъ лавокъ. На полкахъ стояли банки съ разной разностью, бутылки съ уксусомъ, лежали головы сахару. На выставкѣ окна помѣщалась продажная посуда въ видѣ расписныхъ чашекъ, чайниковъ, а въ чашкахъ были воткнуты лимоны. Съ потолка висѣли два хомута, цѣлый рядъ кнутовъ на веревкѣ, три-четыре большія угличскія колбасы и баранки. Уголъ былъ занятъ подъ ситецъ, каленкоръ и кумачъ, которые въ нѣсколькихъ кускахъ лежали въ шкапу за стеклами вмѣстѣ съ пачками чая. За прилавкомъ гремѣлъ вѣсами, отвѣшивая мужику краюху хлѣба, самъ лавочникъ — солидный человѣкъ въ синемъ кафтанѣ, въ передникѣ и картузѣ. Лицо его лоснилось, рыжая подстриженная борода начала уже сѣдѣть. При входѣ съемщиковъ онъ смѣрилъ ихъ глазами и спросилъ:

— Дачку желаете? У меня особнячокъ. Только что отстроилъ. Снимете, такъ обновлять придется. Четыре комнаты и кухня. Ладенъ такой домикъ будетъ?

— Четыре-то комнаты для насъ, пожалуй, много будетъ, а впрочемъ покажите.

— Много будетъ, такъ снимите низокъ въ три комнаты съ кухней, а комнатка, что въ мезонинѣ, у меня подъ холостого уйдетъ. Сейчасъ покажемъ. Эй, черти! Да выйдите сюда кто-нибудь въ лавку! крикнулъ онъ. — Чего тамъ спрятались!

Вмѣсто чорта, изъ стеклянной двери, ведущей изъ внутреннихъ комнатъ въ лавку, показался молодой парень тоже въ картузѣ и въ передникѣ поверхъ кафтана.

— Я, тятенька, съ Гаврилкой сахаръ колю.

— Знаю. Однако, и здѣсь надо кому-нибудь побыть, отвѣчалъ лавочникъ. — Вотъ господа дачу снимать пришли. Побудь за прилавкомъ, а я свожу ихъ и покажу.

Онъ сбросилъ полученные отъ мужика мѣдяки въ выручку, заперъ ящикъ и, обращаясь къ съемщикамъ, сказалъ:

— Пожалуйте — на задахъ у насъ дачка-то. Придется черезъ дворъ.

Пришлось выйти опять на улицу, войти въ ворота и проходить черезъ дворъ. Дворъ былъ немощенный, переполненный навозомъ, смѣшаннымъ съ грязью, но на грязи опять лежали въ видѣ дорожекъ узенькія доски. По двору бродили куры, утки, двѣ свиньи. Подъ навѣсами виднѣлись телѣги, телѣжки, бочки, дрова. Лаяла лохматая собака, сидящая на цѣпи у будки, изъ хлѣва мычала корова. Пришлось обогнуть постройку, состоящую изъ ряда кладовыхъ, нѣсколько дверей которыхъ были заперты большими висячими замками. За кладовой показался садикъ, огороженный частоколомъ, и въ саду стояла бесѣдка, безвкусно раскрашенная въ нѣсколько цвѣтовъ.

— Этотъ садикъ и будетъ для насъ? спросила съемщица.

— Нѣтъ-съ, это хозяйскій. Это нашъ собственный. Тутъ у насъ яблоньки, малина, смородина. Вотъ ежели когда ягодокъ вашей милости потребуется, то отпустимъ. У насъ викторія по сосновой шишкѣ — во какая.

— А бесѣдочка эта у васъ для чего?

— Это тоже про свое удовольствіе. Здѣсь моя баба варенье варитъ, здѣсь при легкомъ воздухѣ мы чай по праздникамъ пьемъ, ну, и поспать для меня въ лѣтній день послѣ обѣда есть гдѣ. Пожалуйте…

— Какъ, однако, далеко.

— Совсѣмъ на задахъ. У рѣки выстроилъ. Близъ бани. Вотъ и въ баньку, когда понадобится, такъ есть у насъ. По субботамъ топимъ. Въ долю дровами пойдете, такъ милости просимъ, платы тогда съ жильцовъ никакой не возьмемъ.

Обогнули какой-то сарай. Показалась рѣка. Пришлось спускаться. Грязь сдѣлалась еще сильнѣе.