— Не пугайся, — мужской голос прорвался сквозь пелену ярости, — это Матильда. Не смотри, что она всего лишь крыса. Эта тварьюшка спасла мне жизнь, — и он ласково почесал зверька за ухом.

Гость недоверчиво фыркнул и повел плечом, мол, заливай, дяденька, мы и не такие байки слыхали.

— Не веришь? А зря, — он помолчал, прошлое накатило, обдавая запахом гари, пыли, заставляя заново пережить ощущение боли и отчаянья. — Когда в наш монастырь угодила бомба, я как раз в нижнем храме был. Послушание у меня — часы читать. Мой черед и наступил, когда рвануло. Кельи, храм — все в один миг в кучу руин превратилось.

Очнулся — голова, как в тумане. Дернулся — руки, ноги вроде целы. Только куда ползти, когда вокруг один камень? Подумалось, что видно Господь лишил меня легкой смерти, помучиться за грехи дал. А тут слышу — пищит кто-то, да так жалобно. Рукой пошарил — темно же вокруг, не видать ничего. Щупаю — мягкое что-то. Под ладонью трепыхается, а в сторону сдвинуться не может. Хвост камнем придавило. Подполз я ближе, повезло, что камень краешком хвост зацепил, высвободил животинку. Думаю, пусть хоть кто-то из завалов живым выберется. Сам помирать собрался. Молитвы прочитал, у всех прощения попросил, все честь по чести. Не тут-то было. Слышу, опять кто-то пищит. Досада меня взяла, я тут в блаженное состояние вошел, к небесам почти приблизился, а тут писк надоедливый. А тот не утихает, все громче и нетерпеливее становится. Делать нечего, пополз на звук. Любопытно стало — кто там так из серых надрывается и по какому поводу. А писк, словно нарочно, ближе не становится. Я за ним, он от меня. Так и ползли. Потом я уж догадался, что крыса меня на поверхность выводит. Проход нашла и за мной вернулась.

— Так уж и вернулась, — гость, наконец, не выдержал и подал реплику. А голосок-то оказался тонким, чисто струна — тронь и зазвенит, — может медленно выход искала, а вы за ней. Так и выбрались.

— Выбрались, — согласно кивнул отец Алексей, — правду говоришь, медленно шла, возвращалась, когда я не в тот проход между камнями, да балками сворачивала, ждала, пока протискивался в особо узких местах. А затем, когда я уже свет увидел, да на него пополз, сидела, ожидаючи, на улице на пригорке. Правда, Матильда?

Крыса еще в середине рассказа вылезла из-за пазухи, взобралась на колено, а теперь, услышав свое имя, чихнула, потерла лапками усы. В отблеске костра на сером хвосте мелькнул белой полосой шрам.

— Ну, хватит, сказками тешится, а то ужин пригорит. А ты, не серчай, что за пацана поначалу принял.

Гостья напряглась, но в спокойных размеренных движениях мужчины не было угрозы. Отец Алексей достал ложку, обтер об рукав.

— Ну, давай пробовать, — он зачерпнул полную ложку супа, подул, осторожно пригубил. Хотел было пошутить, но слова замерли, жадный взгляд голодного звереныша пристально следил за каждым его движением, ноздри втягивали запах, а сама гостья подалась вперед, сглатывая слюну.

— Готово, вроде, — смутившись, пробормотал, — ложка есть?

Гостья еле заметно мотнула головой, и в её глазах промелькнуло отчаянье. Даже секундное промедление смерти подобно.

— Погодь, у меня деревянная есть. Сам вырезал. Вечером, знаешь, делать нечего. Вот руки себе работу ищут.

Он покопался в рюкзаке, достал завернутую в полиэтиленовый пакет ложку, протянул девушке. Сам помедлил, глядя в огонь, прошептал молитву.

Гостья, как её не хотелось есть, не рискнула начать без хозяина.

— Господи, благослови наше еде и питье, — широкий крест размашисто накрыл костер и котелок.

— Вот, — из кармана куртки на свет появилась банка тушенки.