— Вот, — из кармана куртки на свет появилась банка тушенки.

— Благодарствую, — усмехнулся в бороду отец Алексей, с радостью отмечая, что девушка, не смотря ни на что, не потеряла человеческого облика. Наверняка ведь последнюю банку предложила на общий стол, — лучше, прибережем её на худшие, так сказать, времена.

Еле молча. Отец Алексей степенно, не торопясь, а она ничего не могла с собой поделать. Хватала ложку, в одно движение подносила ко рту. Обжигаясь до слез, кривилась, глотая. С восторгом ощущая, как восхитительно горячим комом скатывается вниз еда. Нет, не так. ЕДА!

Она понимала, что даже крыса ест с большим достоинством. Вон и лапы у нее не трясутся каждый раз, когда она подносит еду ко рту. Отец Алексей вылавливал из супа кусочки овощей, складывал их рядом с собой на край ящика, затем налил пару ложек в ладонь, остудил, и Матильда, оперев лапки об палец, принялась лакать суп.

— А что было дальше? — спросила, когда ложка заскребла по дну котелка, а в животе появилось ощущение проглоченного барабана и такое непривычное состояние сытости.

— Когда? Ах, потом. Да, ничего особо интересного и не было. Помощи ждать было не откуда. Не одни мы такие разбомбленные. Кого смог — из-под завалов достал. Отпел, похоронил. Из двадцати братии, один я остался, — отец Алексей вздохнул, — считай, всю семью разом потерял. А теперь вот, брожу по белу свету.

И замолчал, с улыбкой наблюдая, как гостья пытается спать сидя. Горячая еда неумолимо клонила в сон.

Он устроил её на ящиках, подложив под голову рюкзак.

— Меня зовут Аня, — еле слышно прошептала девушка, и тут же ровно засопела.

— Анна, значит, в честь княгини и материи Марии. Хорошее имя, — отец Алексей встал, снял куртку, накинул на спящую девушку. Полюбовался мирным выражением её лица. Ему самому спать не придется. Надо за костром приглядывать, да по сторонам. Не приведи, Господь, кто из бандитов на огонек заглянет. И так уже здесь нагулялся. Зачем только лишний крюк сюда дал? Друга хотел проведать. Проведал? На развалинах постоял? Вот и довольно. Пора, пора отсюда уходить. Да, может и пташку с собой прихватить. Не выживет здесь девка одна, точно не выживет.

Аня пошевелилась, тело неприятно отозвалось утренней скованностью. Как же давно это было: кровать, тепло и чистота! Уже и забыла, поди.

Вчерашние события продрались, наконец, сквозь утреннюю дрему, и девушка вскочила с ящиков.

Огонь почти потух, еле заметная струйка дыма уходила в рассветное небо. Вокруг было пусто — не было даже ящика напротив костра, видимо, его тоже сожгли.

— Ушел, — разочарованно прошептала. Ушел и даже не попрощался. Обида кольнула сердце. С плеч сползла куртка. Она потянула её на себя, вдохнула терпкий запах дыма, мужского пота и еще чего-то неуловимо знакомого — ладана. Ушел без куртки? Замерзнет ведь. Шагнула, полная решимости догнать отца Алексея, но он сам вышел из развалин.

— С добрым утром, красавица. Смотри, какое небо на восходе! К морозцу, никак.

— Доброе утро, — несмело улыбнулась в ответ, — уже уходите?

Бросила понимающий взгляд на собранный рюкзак. Второй, полупустой служил ей ночью подушкой.

— Пора. Ангелы трубят, в дорогу зовут.

Аня не слышала никаких труб и уж тем более не видела никаких ангелов, но вежливо кивнула, соглашаясь.

— И куда теперь?

Она сама не понимала, почему так настойчиво выпытывает ненужные подробности. Разве что он сейчас развернется и уйдет, а её ждет убежище, замерзающий город и мысли, мысли… Еда, тепло, смерть.

— Куда Господь поведет, туда и пойду.

Пошутил? Нет, глаза серьезные.