Лингард громко расхохотался, гости его улыбнулись.

— Мы знаем, что твоя страна очень сильна, — начал опять Хассим, после некоторой паузы. — Но сильнее ли она, чем страна голландцев, которые крадут у нас нашу землю?

— Сильнее ли? — воскликнул Лингард и широко раскрыл ладонь. — Сильнее ли? Мы могли бы взять их вот так, — и он торжествующе зажал пальцы.

— И они платят вам подать за свою землю? — с интересом расспрашивал Хассим.

— Нет, — отвечал Лингард более спокойным тоном. — Это не к обычае белых людей, туан Хассим. Мы, конечно, могли бы потребовать с них подать, но это у нас не в обычае.

— Вот как? — проговорил Хассим со скептической улыбкой. — А они вот сильнее нас и потому требуют с нас подать. И иногда они получают ее, — даже со страны Ваджо, где каждый человек свободен и носит крис.

Последовало мертвое молчание. Лингард задумчиво глядел перед собой, малайцы невидящим взглядом созерцали пустоту.

— Но мы жжем наш порох между собою, — тихо продолжал Хассим, — и тупим наше оружие друг о друга.

Он вздохнул, помолчал и, перейдя на легкий тон, стал приглашать Лингарда в Ваджо «поторговать и повидаться с друзьями», — объяснил он, прижимая руку к груди и слегка кланяясь.

— Вот именно, приехать, чтобы поторговать с друзьями, — со смехом воскликнул Лингард. — Ведь такой корабль, — Лингард сделал широкий жест рукой, — все равно, что дом, где много людей скрывается за занавесками. Он также драгоценен, как жена и дети.

Гости поднялись и стали прощаться.

— Ты и твои люди, Панглима Хассим, сделали для меня три выстрела, — серьезным тоном проговорил Лингард. — Я послал на твой прау три бочонка пороха — по одному за каждый выстрел. Но мы еще не расквитались.

Глаза малайца засверкали от удовольствия.

— Это поистине дар друга! Приезжай ко мне в гости в мою страну!

— Я обещаю приехать к тебе, — отвечал Лингард, — когда-нибудь.

Спокойная поверхность залива отражала торжественное ночное небо, и бриг и прау казались повисшими среди звезд в неземной тишине и совершенном безмолвии. На палубе обменялись последними рукопожатиями, и малайцы отбыли на свое судно.

На следующий день, вскоре после восхода солнца, когда поднялся утренний ветер, бриг и прау одновременно оставили бухту. Выйдя в море, Лингард поставил все паруса и прошел мимо прау, чтобы попрощаться перед расставанием; действительно, бриг был втрое быстроходнее. Хассим стоял на высокой корме.

— Счастливого пути, — крикнул Лингард.

— Помни о своем обещании, — ответил Хассим. — И прип жай скорее, — прибавил он, напрягая голос по мере того, к;п удалялся бриг, — Приезжай скорее, чтобы исполнилось то, что написано в книге судьбы.

Бриг ринулся вперед.

— Что такое? — с недоумением закричал Лингард. — Что та кое написано?

Он дожидался ответа. Наконец по воде до него слабо донеслись слова:

— Это никому не ведомо.

— Честное слово, я не мог не полюбить этого малого, — вое кликнул Лингард, рассказывая про свое приключение и огляды ваясь на слушателей, глаза которых сверкали из-за сигарнот дыма. Этот бриксгемский юнга, затем шахтер, затем матрос, за тем золотоискатель и, наконец, владелец и капитан «лучшего брига во всем океане» знал, что все его слушатели — моряки, купцы и искатели приключений вроде его самого — сочтут его слова не за простое изъявление чувств, а за высшую похвалу, какую только он мог воздать своему малайскому другу.