Я не знаю, когда мы отплываем, — ответил он уклончиво.
— Я люблю тебя! О, Марк, всегда помни, что я люблю тебя!
У дверей Марк обернулся и улыбнулся на прощание. Княгиня снова протянула к нему руки в призывном жесте, но он вышел, и дверь тихо закрылась за ним.
Слабо вскрикнув, Джианетта откинулась на подушки и зарылась лицом в их нежный шелк.
За стенами палаццо княгини утренний воздух был свеж и как-то по-особому прозрачен, что отличало Неаполь от всех других портовых городов, где довелось побывать Марку Стэнтону.
Несмотря на столь ранний час, улицы уже были заполнены людьми, спешившими на рынок, в церковь, на пристань. Большинство женщин были одеты в красные юбки и белые фартуки, мужчины — в короткие до колен штаны с обязательными широкими яркими поясами и белые рубашки.
Навстречу Марку попадались веселые, наглые lazzaroni — бесшабашные и колоритные рыбаки, рабочие, прачки — трудовой люд, составлявший большую часть населения города. Многие шли, позевывая после короткой для отдыха трудового человека ночи.
На звонницах многочисленных церквей начали звонить колокола, и женщины в кружевных накидках на головах спешили к заутрене. Туда же со всех концов города тянулись монахи, монахини и священники.
Марк Стэнтон неторопливо шел по узким улочкам, с чувством превосходства поглядывая на встречных, которые при виде его невольно уступали ему дорогу.
По пути в порт Марк думал не о Джианетте, аромат которой все еще преследовал его, а о Корделии. В его ушах до сих пор звучал ее взволнованный голос, когда она сказала:
«Пожалуйста, Марк… Ты поможешь мне?»
В ее словах слышался испуг ребенка.
— Давай где-нибудь присядем, и ты мне расскажешь, в чем дело, — предложил он тогда спокойно.
Взяв ее за руку, Марк повел ее сквозь заросли цветущего кустарника к скамье в беседке, образованной из стеблей вьющихся роз и стоявшей на обрыве над заливом.
В беседке, расположенной уединенно, им никто не мог помешать, а открывавшийся с площадки перед ней прекрасный вид на горизонт, где море сливалось со звездным небом, действовал успокаивающе и благоприятствовал разговору.
Беседка была освещена слабым светом фонаря, и Марк, сев рядом с девушкой, разглядел испуг в ее глазах.
Оказавшись в беседке, Корделия отняла свою руку и села; стараясь держаться прямо, высоко подняла голову на изящной шее. Но за горделивой осанкой ему чудились робость и беззащитность.
Корделия долго молчала, глядя в даль моря, и Марк подумал, что она подбирает слова, чтобы начать нелегкий разговор.
— Расскажи, что же случилось, — подбодрил он ее.
— Это… Из-за герцога ди Белина… — медленно проговорила она наконец и снова умолкла.
Марк удивленно поднял брови, но промолчал, не очень понимая, какое отношение имеет этот человек к его кузине.
— Он… Он не оставляет меня… в покое. Он говорил с леди Гамильтон… Она одобрила его… ухаживания за мной.
— Он хочет жениться на тебе? — уточнил Марк. Корделия утвердительно кивнула головой.
— Он сделал мне предложение… Когда второй лишь раз встретился со мной… И хотя я отказала ему… Он не принял мой отказ за окончательный ответ.
— Ты говорила об этом с Дэвидом?
— Да.
— И что он сказал?
— Он считает, что для меня это… выгодное замужество. Конечно, герцог, судя по всему, важная персона в Неаполе, — едва слышно произнесла Корделия.
— Действительно важная! — согласился Марк. — Но ты не любишь его?
— Я… Я ненавижу его! — воскликнула девушка. |