— Сколько солдат у Бонапарта в Тулоне? — не удержался он от вопроса.

Минуту помолчав, словно размышляя, стоит ли доверять Марку военную тайну, княгиня ответила:

— Говорят, что около восьмидесяти тысяч!

Марк был потрясен, однако сохранил спокойное выражение на лице.

— Что ж, благодарю, — сказал он невозмутимо.

— И это все? Больше ты ничего не хочешь мне сказать? — Джианетте не удалось скрыть свое разочарование.

— Красноречивее выказать тебе свою благодарность я смогу, если мы будем ближе.

— Именно этого я и хочу!

Княгиня поспешно встала из-за стола.

Они прошли в спальню. В комнате, освещенной лишь несколькими свечами, стоял таинственный полумрак, а воздух был наполнен особым ароматом хозяйки.

Джианетта приблизилась к нему. Он осторожно вынул из ее ушей серьги, затем снял редкое по красоте ожерелье.

Порывисто обняв ее, Марк впился губами в ее жаждущий поцелуев рот.

Огонь, всегда сопутствующий их близости, разгорелся в бушующее пламя.

Жар страсти, обжигающий и всепоглощающий, то нарастал, то затухал, доводя их любовные утехи то до неистовства, то до тихих ласк по мере того, как темнота ночи отступала перед рассветом, пока первые лучи солнца не позолотили туманную даль моря.

Наконец, дойдя до полного изнеможения, любовники уснули.

С минуту он лежал, глядя на мирно спавшую рядом с ним Джианетту.

Во сне она была еще красивее: блестящие черные волосы разметались по белому шелку подушек, волной спадая на обнаженные плечи; длинные ресницы покоились над слегка порозовевшими щеками.

Глядя на нее, Марк пытался найти ответ на вопрос, почему считал невозможным дать ей любовь, которую она хотела получить от него.

Ее ласки пробуждали в нем страсть, но не только физическая близость привлекала его к ней. Джианетта была умна, хорошо образованна, и потому они быстро нашли общие интересы.

Однако Марк понимал, что ему недостаточно было того, что она ему предлагала.

Страсть могла со временем пройти, а от женщины, которую он когда-нибудь возьмет в жены, ему требовалась не одна страсть.

Внезапно ему пришло в голову, что он хочет именно той любви, которую недавно описывал Корделии.

С той ночи, когда они сидели в беседке, он часто задумывался над тем, как мог отважиться говорить с ней о любви, объяснять это чувство словами, которые до этого никогда не приходили ему на ум.

Эти слова, объяснявшие ее чувства и страхи, словно диктовались ему свыше, и, произнося их, Марк сознавал, что говорил правильные и нужные вещи, чувствовал, что мог помочь ей.

Все им сказанное, казалось, давно дремало в тайниках его души, а он этого и не понимал.

Вообще-то Марк Стэнтон и не привык говорить о чувствах. Он был всегда человеком действия.

Ему было всего двадцать лет, когда, повинуясь жизненным обстоятельствам, Марк оказался на борту торгового судна, направлявшегося в Вест-Индию.

За время плавания он многое узнал о жизни, доселе ему неведомой.

Его привели в ужас обращение с командой корабля, трудности и лишения, выпадавшие на долю простых матросов и морских офицеров.

Марк увидел воочию, что корабль в открытом море частенько превращался в ад не только для команды, но и для пассажиров, и дал себе слово, что, когда придет время ему стать капитаном, он будет обращаться с матросами как с людьми, а не как с животными.

Первое дальнее плавание в Вест-Индию породило в нем страстное желание управлять судном. Благодаря энтузиазму, настойчивости и немалым способностям его желание сбылось на удивление быстро, и через несколько лет Марк Стэнтон уже командовал кораблем, стоя на капитанском мостике.

Его отец не был богат, как большинство родственников, и Марку пришлось зарабатывать деньги самому.