‑ Такой подход, Лаврентий, нанесет врагу серьезный урон и в то же время не так сильно озлобит его пролетариат как уничтожение городов.

‑ Логично, Иосиф Виссарионович.

‑ Но мне все же не хочется раскрывать такой козырь. У нас всего пятьдесят две бомбы всех типов. Отрыв слишком мал, ‑ Сталин недовольно покачал головой, демонстрируя свое отношение к сему прискорбному факту.

‑ Так ведь у американцев до сих пор не получилось запустить реакцию!? У них даже и одной‑то бомбы нет, не говоря о серийном производстве!

‑ Вот именно. И если мы не применим специальные боеприпасы ‑ они сдадутся. Сенат уже недоволен, что огромные деньги уходят в никуда. Еще годика три‑четыре, и они прикроют «Манхэттен». И Советский Союз уйдет в отрыв. Но если мы применим ядерное оружие ‑ вот тут они уже точно не остановят исследования. И вечно саботировать их работу не смогут даже и твои люди, Лаврентий. Что, рано или поздно, приведет к появлению атомной бомбы и у них. А оно нам надо?

Берия кивнул, соглашаясь с мнением вождя. Но все же вставил реплику:

‑ А если Альянс применит химическое оружие? Или биологическое?

‑ Вот тогда и рассмотрим этот вопрос, ‑ Сталин махнул рукой, заканчивая дискуссию. ‑ А я все же надеюсь, что они еще не окончательно потеряли разум.

Лидер СССР, бывало, ошибался…зачастую потому, что был слишком логичен и подвержен здравому смыслу…

22 июля 1946 года.

Вашингтон, Белый Дом.

‑ Русские вчера ЧТО сделали? ‑ Трумэн буквально прошипел вопрос.

‑ Высадились на Хоккайдо, сэр, ‑ спокойно повторил генерал Маршалл. ‑ Теперь, как я полагаю, вы осознаете необходимость немедленных действий.

‑ Но мы не готовы!!!!

‑ И никогда не будем, господин президент. Но факт в том, что сейчас у нас лучшие шансы, которые мы когда‑либо в ближайшем будущем сможем заполучить.

‑ Вы уверены? ‑ американский главнокомандующий недоверчиво посмотрел на генерала.

‑ Да, сэр. Более того, я даже думаю, что у нас есть неплохой шанс победить относительно бескровно.

‑ В смысле?

‑ Советы не ждут нашей атаки…хотя нет, я неправильно выразился, ‑ поправил себя Маршалл. ‑ Естественно Сталин ждет нашего нападения. Но он считает, что мы не нападем, пока не закончится война с Японией. Более того, разведка убеждена, что русские не будут готовы к полномасштабной войне с нами до осени сорок седьмого года.

Неровно расхаживающий по Овальному кабинету Трумэн неожиданно рявкнул:

‑ А мы что, по‑вашему, готовы уже сейчас?!

Удивленный сильной реакцией президента, хозяин Пентагона, тем не менее, уверенно ответил:

‑ Для приведения в действие нашего плана ‑ абсолютно, ‑ и после секундной паузы добавил, ‑ сэр.

‑ Но ведь наша стратегия как раз и рассчитана на сорок седьмой год! И до этапа атаки на Союз срок больше года! Года, черт побери!

‑ На самом деле нет, мистер президент. Тот план, который вы подписывали ‑ как раз и был рассчитан на середину сорок шестого года. На август.

Сказать, что Трумэн удивился, значит было не сказать ничего.

‑ То есть как? Я отчетливо помню даты в этом документе ‑ все‑таки в этом кабинете пока еще не каждый день решаются вопросы объявления войны одной из мощнейших держав мира.

‑ Я и не говорю, сэр, что в нашем плане значилась другая дата.

‑ Ничего не понимаю, ‑ американский президент недоуменно посмотрел на генерала. ‑ Вы же сами сказали, что вторжение готовилось на сорок шестой, а не на сорок седьмой?

‑ Я поясню. В планах «Августовской бури» специально поставлен не тот год.

‑ То есть как? Зачем?

‑ ФБР полагает, что в наших рядах имеется высокопоставленный шпион. Причем имеются серьезные подозрения, что этот самый предатель ‑ из вашей администрации, господин президент. И срок, на который официально, так сказать, готовилась «Буря» предназначен для введения Сталина в заблуждение.