|
Роткопф, не переставая жевать мясо и жареный картофель, заметил походя, что в казино "Черный кот" в Майами он лично поставил на "зеро" три раза подряд, но толку никакого не было. Господин Пэрадайз сказал, что иначе и быть не могло. - Надо иногда давать выиграть этим простофилям, Руби, а то они больше не сядут играть. Уверен, что ты можешь выжать из них весь сок, но надо же и оставить им какие-то крохи. Я так и делал со своими игральными автоматами. Я всегда говорил: "Не будьте слишком жадными. Никогда не программируйте автоматы на 30-процентную прибыль. Достаточно и -0 процентов. Даже сам Морган никогда не отказывался от чистой прибыли в -0 процентов. А почему, черт возьми, мы должны быть умнее” - Тебе легко говорить, - сказал с кислым выражением лица господин Роткопф, - на тебя железки работают. - Он махнул рукой. - А здесь мы здорово влипли. Я думаю, - он подцепил на вилку кусок мяса, - что, кроме жратвы вроде этой, больше нам здесь ничего не обломится. Господин Пэрадайз перегнулся через стол. - Тебе что-нибудь известно? - спросил он шепотом. - Я всегда говорил, что плакали наши денежки, - продолжал господин Роткопф. - Но никто и слушать не хотел. И посмотрите, где мы оказались через три года Срок второй закладной уже кончается, а здесь всего лишь один этаж построили. Я имею в виду... Разговор перешел в специальную сферу, говорили о крупных финансовых операциях, сыпали терминами. За соседним столом больше молчали. Скараманга болтать не любил, вести светские беседы был не расположен. Напротив него сидел господин Хендрикс, того вообще расшевелить было трудно. А три гангстера мрачно произносили время от времени одно. Два предложения, обращаясь к любому, кто их слушал. Джеймс Бонд никак не мог взять в толк, каким образом собирается Скараманга развеселить эту компанию, завести их, дать гульнуть. Завтрак закончился, и все разбрелись по своим номерам. Джеймс Бонд вышел прогуляться. Сзади гостиницы он набрел на галечник, вокруг не было ни души. Галька раскалилась, каждый камешек блестел под полуденным солнцем. С моря дул прохладный ветерок. Здесь было лучше, чем в номере с его мрачноватыми грязно-белыми стенами; несмотря на кондиционер, возвращаться туда не хотелось. Бонд пошел вдоль берега, снял пиджак и галстук, потом сел в тени кустарника и стал наблюдать за крабами, которые оставляли на песке похожие на детские каракули следы. Затем он подобрал толстую ветку ямайского кедра и стал выстругивать из нее клинышки. Закончив, закрыл глаза и подумал о Мэри Гуднайт. Она сейчас, наверное, отдыхает на какой-нибудь вилле на окраине Кингстона. Должно быть где-нибудь в Синих горах, там прохладнее. Бонд представил себе ее лежащей на кровати под москитной сеткой. Жарко и она совсем раздета, но через сетку виден лишь силуэт цвета слоновой кости и золота. Можно, однако, догадаться, что на верхней губе у нее проступили капельки пота, такие же в ложбинке на груди, и челка ее золотистых волос чуть влажная. Бонд разделся и приподнял краешек москитной сетки, не желая будить Мэри, пока не прижмется к ее бедрам. Но она повернулась к нему в полусне и протянула руки: "Джеймс...” На расстоянии 1-0 милей от того места, где он находился в своих грезах, под кустом, Бонд вдруг пришел в себя. Быстро, с виноватым видом взглянул на часы: 3-30. Он отправился в свой номер, принял холодный душ, осмотрел кедровые клинышки, чтобы убедиться, что они сгодятся при случае, и, пройдя по коридору, вышел в холл. |
