|
Я только надеюсь, что нам удастся сохранить чувство национального единства, но достичь этого будет нелегко. – А легко в этом плане никогда и не было, – Хауден взглянул на часы. Они должны отправляться через тридцать минут с тем, чтобы до начала официальных переговоров оставить время на встречу с журналистским корпусом Белого дома. Однако, решил премьер министр, он успеет обсудить с Лексингтоном один вопрос, который занимал его мысли. Сейчас для этого, похоже, самый подходящий момент. – По поводу национальной самобытности, – произнес он задумчиво. – Не так давно королева упоминала кое что в этой связи – во время моего последнего визита в Лондон. – Ну да? – Леди предложила, я бы даже сказал, настоятельно предложила, чтобы мы восстановили титулы. Причем привела в пользу этого весьма, по моему, интересный аргумент. Джеймс Хауден прикрыл глаза, вспоминая происходившую четыре с половиной месяца назад сцену: мягкий сентябрьский день в Лондоне, он прибывает в Букингемский дворец с визитом вежливости, его встречают с должным уважением и без промедлений препровождают к королеве… – …Прошу, пожалуйста, еще чаю, – предложила королева, и он протянул на блюдце хрупкую чашку с золотым ободком, не в силах противиться мысли – хотя и понимал, насколько она наивна, – что британский монарх в своем дворце собственноручно наливает чай мальчишке из сиротского приюта в Богом забытом Медисин Хэте. – Хлеб, масло, пожалуйста, премьер министр! На тарелке лежали тончайшие, почти прозрачные, ломтики ржаного и белого хлеба, и он осторожно поднял один. От джема – в золотом судочке были разложены три сорта – Хауден отказался. Чтобы удержать в руках все предметы во время чаепития по английски, надо было обладать ловкостью профессионального жонглера. Они были одни в гостиной личных апартаментов – огромном, полном воздуха помещении, выходившем окнами в дворцовый сад, несколько официальном по североамериканским понятиям, но все же не столь напичканном золотом и хрусталем, как весь остальной дворец. Королева, одетая в простенькое желто голубое платье из шелка, непринужденно скрестила тонкие стройные щиколотки, и Хауден восхищенно отметил про себя, что ни одной женщине не удастся, не прилагая сознательных усилий, держаться с таким же естественным изяществом, каким обладают англичанки из высшего света. Королева щедро намазала себе клубничный джем и произнесла своим высоким голосом: – Мой супруг и я часто задумываемся над тем, что Канаде ради ее же собственного блага надо все же более отличаться от других. Джеймс Хауден испытал сильный соблазн ответить, что у Канады есть достаточно чем выделяться по сравнению с нынешними достижениями Британии, но воздержался, решив, что, вероятно, он не до конца понял свою собеседницу. Уже через мгновение он удостоверился, что так оно и было. Королева добавила: – Выделяться в том смысле, чтобы не быть похожей, скажем, на Соединенные Штаты. – Беда в том, мэм. – осторожно начал Хауден, – что это довольно трудно, когда две страны живут в такой близости и в таких сходных условиях. Время от времени мы пытаемся подчеркнуть наши отличия, хотя и не всегда в этом преуспеваем. – А вот Шотландия прекрасно преуспела в сохранении своей самобытности, – заметила королева, помешивая ложечкой в чашке с абсолютно простодушным и бесхитростным выражением лица. – Может быть, вам стоило бы кое чему у них поучиться. – Ну… – Хауден улыбнулся. “Да, это правда, – подумал он, – Шотландия, утратившая независимость два с половиной столетия назад, отличалась куда большим своеобразием и самобытностью, чем Канада”. |
