— Ну, вотъ… То сегодня, сейчасъ-же безъ передышки идти, а то ужъ и завтра утромъ нельзя! съ неудовольствіемъ воскликнула Фекла. — Эка переметная сума!

— Да я, Феклуша, собственно изъ-за Акулинушки. — Нельзя-же не спровѣдавши ее.

— А спровѣдаешь ее, такъ поможешь ей? спросила Анфиса, — Смотри, какая лекарка! Ну, къ Акулинѣ сходимъ сегодня, а завтра въ путь.

— Да не пустятъ сегодня въ больницу. Завтра только впустятъ.

— А тебѣ что надо? Тебѣ надо только узнать, живали еще она или померла, а это-то ты можешь узнать и сегодня. Я знаю, я лежала въ больницѣ. Впустить не впустятъ, а въ конторѣ все-таки скажутъ, жива или нѣтъ. Вотъ мы сейчасъ отправимся въ больницу, а Груша съ Феней пойдутъ на огородъ за паспортами. Изъ больницы мы пройдемъ къ нимъ на огородъ, около нихъ гдѣ-нибудь на постояломъ вмѣстѣ съ ними переночуемъ, отдохнемъ, а раннимъ утромъ и пойдемте на Тосну.

Предложеніе было принято компаніей женщинъ и Аринѣ тоже пришлось согласиться. Аграфена и Федосья отправились на огородъ, а Арина и демянскія женщины пошли въ больницу. По дорогѣ онѣ купили хлѣба въ мелочной лавочкѣ и тамъ-же поѣли, запивъ на радостяхъ квасомъ. Въ больницу онѣ пришли уже подъ вечеръ. Сначала швейцаръ не пускалъ ихъ въ контору больницы, говоря, что теперь тамъ никого уже нѣтъ, что за справками ходятъ по утрамъ, но наконецъ, слыша неотступныя просьбы женщинъ, сжалился и сказалъ:

— Ну, идите, но идите только двое. Вѣдь вамъ за справкой, такъ за справкой и двоимъ довольно, а то зачѣмъ-же всей оравой! Только зря грязными ногами полы наши будете топтать. Идите. Не знаю только, добьетесь-ли вы толку, прибавилъ онъ.

Въ контору больницы отправились Арина и Анфиса. Тамъ, дѣйствительно, былъ только одинъ сторожъ, который не могъ дать никакихъ справокъ.

— Никого нѣтъ, а я ничего не знаю. Это не по нашей части. Тутъ надо набольшаго. Понимаете-ли вы: набольшого, — говорилъ онъ.

— Такъ поди ты, голубчикъ, за набольшимъ-то, попроси его, чтобы пришелъ. Вѣдь намъ только-бы онъ сказалъ, что жива-ли наша землячка, потому намъ надо завтра изъ Питера уходить. Ну, какъ уйти изъ Питера, не узнавши живали? Умерла, такъ надо вѣсточку объ ней въ деревню дать. Вѣдь у ней семья тоже въ деревнѣ: ребятишки малыя, упрашивали Арина и Анфиса сторожа…

— Э-эхъ! Бѣда съ бабами! Пристанутъ какъ пчелы на пасѣкѣ и нѣтъ отъ нихъ спасенья, — съ неудовольствіемъ крякнулъ сторожъ и отправился за «набольшимъ».

Явился заспанный человѣкъ съ всклоченной головой и позѣвывая.

— Что вамъ? Чего не въ показанное время ходите? — спросилъ онъ хмуро.

— Да вотъ женщину мы въ четвергъ на прошлой недѣлѣ сюда привезли, такъ пришли справиться жива-ли?

— Вы бы еще ночью за справками-то!.. За справками утромъ ходятъ. Деревня!.. Право, деревня безпардонная! обругался онъ и спросилъ:- Какъ зовутъ вашу землячку?

— Акулиной, голубчикъ.

— Акулиной! У насъ Акулинъ въ больницѣ — прудъ пруди. Что она — крестьянка, мѣщанка или генеральша?

— Крестьянка, милостивецъ, крестьянка…

— Какой губерніи? Вотъ сивость-то! Даже порядкомъ не можете назвать того, о комъ справляетесь! Губернія, уѣздъ?

— Крестьянка Новгородской губерніи, Боровичскаго уѣзда, Разлапинской волости, деревни Федосѣево, отвѣчала Арина.

— Имя… Имя и фамилію… Прозвище, то-есть.

— Акулина Федотова…

Началось перелистываніе книги и наконецъ заспанный человѣкъ сказалъ:

— Акулина Федотова Иванова, крестьянка Новгородской губерніи, Боровичскаго уѣзда… Есть такая… Прибыла и выбыла… Акулина Федотова волей Божіей умерла и сегодня похоронена на Воскресенскомъ кладбищѣ.