Я попросил его взять в руки тряпку, специально для этого захваченную, и осторожно смочить мне отваром бороду и волосы на голове.
— Сиди, почему ты велишь мазать свою голову этой бурдой? — спросил он.
— Скоро поймешь.
— Ты красишь волосы?
— Я думаю, ты будешь поражен.
— Я прямо сгораю от любопытства. А зачем ты достал из сумки эти длиннющие чулки? Ты их хочешь надеть?
— Да, и туфли, в которых ты молишься, тоже.
Всю дорогу малыш возил с собой эти туфли на случай, если доведется посетить мечеть, ведь там же надо снимать обувь.
Закончив намазывать мне голову, он стянул с меня дорожные сапоги, а я надел вместо них чулки. Туфли были мне чуть-чуть маловаты, но все же подошли. Глянув еще раз на меня, он удивленно сложил руки и воскликнул:
— О Аллах! Какое чудо! Твои волосы совсем посветлели.
— Вот как? Помогает отвар?
— Местами.
— Так надо подкрасить темные волосы. Вот тебе гребенка. Ровно смочи их!
Он продолжил начатое дело, и когда я снова глянул на себя в маленькое карманное зеркало, то увидел, что превратился в блондина. Затем я надел феску, а Халеф обмотал мне голову зеленым тюрбаном так, чтобы по правую руку свешивалась бахрома полотнища.
— Сиди, я совершаю большой грех, — робко вымолвил он. — Лишь прямые потомки пророка вправе носить подобный знак. А ведь ты же поклоняешься Библии, а не Аллаху. Я оскверняю святыню, и мне, наверное, придется отвечать за это, когда я пойду Мостом Смерти, узким как лезвие ножа?
— Ты оправдаешься.
— Сомневаюсь в этом.
— Не беспокойся. Магометанин, конечно, согрешит перед потомками пророка, если вздумает носить их знак. Христианам же не нужно соблюдать этого правила. Поклонники Библии могут одеваться как хотят.
— Вам куда проще и удобнее, чем нам. Но все же одну ошибку я совершил. Если бы ты сам обвязывал голову тюрбаном, то прегрешением для тебя это не было бы. А раз это делаю я, правоверный сын пророка, то, наверное, буду за это наказан.
— Нечего тревожиться! Этот грех я возьму на свою душу.
— И вместо меня будешь жариться в аду?
— Да.
— О сиди, на это я не соглашусь; уж слишком я тебя люблю. Лучше я сам буду жариться. Мне кажется, я выдержу это лучше, чем ты.
— Ты думаешь, ты сильнее меня?
— Нет, но я же намного меньше, чем ты. Я, может быть, найду там такое местечко, где между языками пламени можно лечь так, чтобы они тебя не обожгли.
На самом деле этот хитрец не принимал всерьез подобные опасения. В своей душе он давно стал христианином.
Чтобы завершить свое преображение, я надел очки и обмотал плечи чепраком по примеру того, как мексиканцы носят свое серапе.
— Боже, какое чудо! — воскликнул Халеф. — Сиди, ты стал совсем другим!
— Неужели?
— Да. Я бы тебя не узнал, если бы ты проехал мимо меня. Только по осанке я заметил, что это ты.
— О, и осанку я изменю, хотя это не так важно. Ведь аладжи меня ни разу не видели. Они знают меня только по описанию, и, значит, их легко обмануть.
— Посыльный знает тебя!
— А, может, я его не встречу?
— Я думаю, он будет у них.
— Вряд ли. Они хотят подкараулить нас на пути в Радовиш, ну а он, навьючив ослов, везет туда посылки. Он непременно поедет в Радовиш. Он известит их и отправится туда.
— А ты уверен, что в одиночку справишься с ними?
— Да, конечно.
— Дурная слава ходит об этих пегих шельмах. Быть может, лучше было бы проводить тебя, ведь я твой друг и защитник. |