И вдруг подумал — ведь Ксюша должна вернуться домой! Сегодня. Вот ведь козявка! Ну и слава богу, должен бы сказать, а вот что-то не говорится. Вздохнуть с облегчением, закончить рисунки, ехать в Москву и представить заказчику. А вздох непонятно почему получается грустным. И кофе слишком крепким.

Эм покрутил головой. Выпить бодрящего африканского напитка и в душ. И бросить пить. И начать снова тренировки. Вернуться в призрачный город детства, для чего и почему — подумаем потом. Забыть всю эту дурацкую историю. В Ростов больше не вернётся. Делать тут больше нечего, модели все исчерпаны…

В восемь он разбудил Ксюшу и протянул ей чашку кофе:

— Пора домой.

— Уже? — лениво потянулась она, почёсывая голову. Эм отреагировал немедленно:

— Что, вошки подхватила?

— Разве что от тебя! — беззлобно огрызнулась Ксюша, отпивая кофе. Эм усмехнулся и замер — в пальцах опять засвербело. Ну и что теперь делать? Рисовать это чудо-юдо с лохматой утренней причёской и заспанными глазами? Или наплевать и везти её на вокзал?

Ксюша заметила, как он тянется за блокнотом, и засмеялась:

— Опять! Ты и правда сумасшедший!

— Не двигайся! — обреченно попросил Эм.

— Нарисуй меня с улыбкой один раз, — серые глаза блеснули каким-то особенным сиянием, и он кивнул. Пусть улыбается, пусть выставляет напоказ свои белые зубы и эти вызывающие ямочки на щеках. Странно, как он их раньше не заметил? Наверное, потому что Ксюша почти не улыбалась за два дня.

За полчаса набросок был готов. Он изобразил девочку в мельчайших деталях, растрёпанную, сонную и смеющуюся, с чашкой в руках и с одеялом, сползающим с груди. А главное — того самого возраста, который она упрямо не хотела признавать. Подросток, милый ребёнок, едва оформившееся тело на полпути между девочкой и женщиной.

Эм с досадой плюнул. Вот так всегда, а он хотел иметь рисунок про запас, такой, как вчера. Почему, интересно, сегодня его рука нарисовала козявку, как есть, а не состарила на несколько лет? Он лишний раз убедился, что не имеет никакого влияния ни на свой дар, ни на свои руки. Подавив желание скомкать неудачный рисунок, Эм протянул его Ксюше:

— На, на память от меня.

Она взяла листок, с восхищением осмотрела свой портрет:

— Неужели я такая? Вау…

Потом опечалилась:

— А кому я это покажу? Мурзик меня вообще убьёт за такие портреты.

— Вот интересно! За проституцию не убьёт, а за портрет…

Ксюша замялась. Потом ответила:

— Так то за деньги… А это… Это такое личное! Сразу видно…

Эм нахмурился:

— Это всегда личное.

— Всё равно, — она протянула листок обратно. — Не могу я, найдёт — убьёт…

— А ты его в медведя спрячь! Там секретное отделение в сердце…

Ксюша схватила медвежонка и принялась искать, как открывается сердечко. Нашла не сразу и обрадовалась:

— Клёво!!! Тут точно никто не найдёт!

Эм аккуратно сложил рисунок в несколько раз, и девочка запихнула его в потайное отделение. Эм придержал её руку, протягивая зелёную банкноту:

— На, положи туда же. Это только тебе, поняла? Купишь себе, что захочешь.

Ксюша цепко схватила доллары, сжимая их в кулачке, и в порыве благодарности обняла его за шею. Эм снова вдохнул её запах, аромат дешёвых духов, стараясь не двигаться и ни в коем случае не ответить тем же. Сердце его стучало, как сумасшедшее, и он поморщился от ненужного огорчения.