Когда я не играла с Беки, то проводила время, запоем читая романы Энн Райс. Губы я красила черной помадой, ногти – черным лаком, а поношенные армейские башмаки начищала черной ваксой.

Мне было одиннадцать, когда наша семья поехала на каникулы в Новый Орлеан. Матери с отцом вздумалось поиграть в блэк‑джек в плавучем казино «Фламинго», а Недотыка тянуло в океанариум. Я, со своей стороны, тоже точно знала, что мне хочется увидеть. Это был дом, где родилась Энн Райс, исторические здания, которые она восстановила, и особняк, который называла теперь своим домом.

Я завороженно торчала перед железными воротами мегаособняка, построенного в готическом стиле. Мама, которая не отпускала меня от себя ни на шаг, стояла рядом со мной. Над головой ощущалось движение воздуха, казалось, будто черные вороны машут надо мною крыльями, хотя, скорее всего, их там не было. Жаль, что туда нельзя прийти ночью – было бы чем полюбоваться. Несколько девочек, одетых точно так же, как и я, стояли по ту сторону улицы и делали снимки.

Мне до смерти хотелось подбежать к ним и сказать: «Давайте дружить. Будем вместе гулять по кладбищам».

Впервые в жизни я ощутила принадлежность к некоему сообществу. Да и вообще, ощущения были еще те. Ведь я оказалось в городе, где гробы не зарывали глубоко под землю, а ставили один на другой – смотри сколько хочешь.

А что за публика! Там было полно ребят с разноцветными ирокезами. Да и вообще, куда ни глянь, самые разные крутые фрики, кроме разве что Бурбон‑стрит. Там у туристов был такой вид, будто они только что прилетели из Занудвилля.

Неожиданно из‑за угла выкатил лимузин, да такой черный – я в жизни подобной черноты не видела. Водитель, ясное дело в черной шляпе, открыл дверцу – и из машины вышла она!

Я охнула и остолбенела, время словно прекратило свой бег. Да и как иначе, ведь мне посчастливилось воочию увидеть ее – своего идола, своего живого кумира Энн Райс!

Она сияла как кинозвезда, готический ангел и небесное создание. Ее длинные блестящие черные волосы, перехваченные золотым обручем, ниспадали на плечи, на ней была длинная, струящаяся шелковая юбка и волшебно, упоительно вампирский темный плащ.

Я буквально онемела, да и вообще от потрясения едва не лишилась чувств.

К счастью, с моей мамой такого не случалось никогда.

– Можно моей дочке получить ваш автограф?

– Конечно, – прозвучал сладостный голос королевы моих ночных приключений.

Я подошла к ней, не помня себя от счастья, на подгибающихся ногах, как будто коленки растопило солнце.

Мало того что моя мама выудила из сумочки наклейку и получила на ней автограф, так готическая звезда еще и встала рядом со мной, с улыбкой обняв меня за талию.

Энн Райс согласилась со мной сфотографироваться!

Я никогда в жизни так не улыбалась. Она, вероятно, улыбалась так миллион раз. Она этого момента, может, никогда и не вспомнила, но в моей памяти он сохранился навсегда.

Почему я не сказала ей, что люблю ее книги? Почему не сказала, как много они значат для меня? Почему не высказала своего восхищения ее несравненным мастерством?

Наверное, от потрясения я лишилась дара речи. Зато потом я, не умолкая, верещала от восторга, снова и снова расписывая эту сцену перед папой и Недотыком в нашем гостиничном номере с завтраком, включенным в оплату проживания. Он был обставлен под старину и выдержан в розовых пастельных тонах.

Это был наш первый день в Новом Орлеане, но я уже засобиралась домой. Кому нужны дурацкий океанариум, французский квартал, джаз‑оркестры и карнавальные бусы Марди‑гра после встречи с ангелом‑вампиром?

Целый день прошел в ожидании того, когда будет обработана пленка, а в результате оказалось, что моя фотография с Энн Райс не проявилась.

Мы с мамой вернулись в гостиницу огорченные, особенно я.