Габриэль отпрыгнул в сторону, когда одна из них проскочила мимо него и разбилась о перила.
Рядом с ним два члена экипажа спускали четвертую спасательную шлюпку на тросах. Гэбриэль почувствовал присутствие брата раньше, чем его увидел. Он повернулся.
– Не двигайся! – Джерико сильнее прижал пистолет к его позвоночнику.
Габриэль едва это заметил.
– Мика!
Мика склонился над пультом управления, пока шлюпбалки и тросы опускали спасательную шлюпку, выравнивая ее с четвертой палубой. Он поднял голову при звуке своего имени. Его кудри прилипли ко лбу, вода заливала очки. Его взгляд встретился со взглядом Габриэля, и он застыл, его лицо исказилось.
Мика дернул головой и разорвал зрительный контакт, повернувшись обратно к спасательной шлюпке. Он открыл люк и помог первым нескольким пассажирам забраться внутрь.
Габриэль сморгнул дождь с глаз. Невозможно. И все же она стояла там, в десяти ярдах от него, Сайлас поддерживал ее, а Мика взял за руку, чтобы посадить в шлюпку. Молния расколола небо, обнажив ее бледное лицо, синяки и порез на губе. Но Амелия была жива, грязная и израненная, но восхитительно живая.
Она посмотрела на него, их глаза встретились на одно долгое, ужасное мгновение. И Габриэль увидел не ненависть, которую заслуживал, а растерянность, боль и потерю.
Раскаяние заполнило его, сожаление, такое огромное и глубокое, что поглотило целиком. Он предал единственных людей в своей жизни, о которых по настоящему заботился. Мику, брата, которого он любил. И Амелию, девушку, о которой беспокоился, и, возможно, мог полюбить, если бы только у него имелось больше времени. Если бы он дал им больше времени. Если бы он не обманул и не бросил ее.
Он питал свою собственную жажду ненависти и мести больше, чем что либо другое. Больше, чем справедливость. Больше, чем любовь. И тем самым он предал Амелию, своего брата, свое дело и, в конечном счете, самого себя. В нем разгоралась ненависть к самому себе, темная и смертоносная.
Сверху посыпались выстрелы. Пули почти не издавали звука, вгрызаясь в палубу и взрываясь щепками тика. Толпа, охваченная ужасом, всколыхнулась, сбивая все больше людей через перила.
Джерико крутанулся на месте, бешено прицеливаясь в поисках стрелка. Пули вгрызались в корпус позади Габриэля. Несколько панелей стеклянных перил разлетелись вдребезги.
Три человека справа от Габриэля упали, красная вода хлынула к его ногам. Среди упавших была девочка лет пяти шести, одетая в ярко желтый банный халат. Ее темные волосы рассыпались вокруг головы, как нимб, а тусклые глаза уставились на него.
Габриэль отвернулся, и его вырвало. Эта маленькая девочка ни о чем таком не просила. Кто может решать, кто невинен? Она точно невиновна. А теперь она мертва. Она оказалась сопутствующей жертвой Симеона. Побочным ущербом Габриэля.
Он сделал это. Все эти люди, вся эта боль, ужас и смерть. Это его вина. Габриэль видел все так ясно теперь, когда стало слишком поздно. Его душа сломалась под сокрушительным грузом.
Холодный дождь лил с небес. Кипящее небо совсем близко. Море, раскалываясь, поднималось ему навстречу. Хищное, ждущее. Он шагнул к перилам.
– Габриэль! Нет! – закричал Мика.
Кто то схватил его за руку. Джерико рывком оттащил его от края.
– Тебе не удастся так легко избежать правосудия. – Он толкнул Габриэля к спасательной шлюпке. – Ты заплатишь за свои грехи.
Габриэль склонил голову. Не существовало ни цены, ни наказания, ни искупления, которое покрыло бы его грехи. Он поступил глупо, попросив прощения у брата. Прощения не будет, только не для него. Он не найдет ни утешения, ни мира, ни искупления.
Ни в этой жизни, ни в следующей.
Глава 52
Уиллоу
Уиллоу наблюдала, как первые намеки на серый цвет окрашивают темные окна. Отблески рассвета окрасили небо в нежнейшие оттенки синего индиго. |