Про него говорили, что если его выкинуть посреди Сахары, то к краю пустыни он доберется на личном верблюде с гаремом, бочкой воды и парой мешков фиников. И парой негров, которые будут махать над ним опахалом и держать зонтик. При том внешность этот прохвост имел самую невинную, часто заливался девичьим румянцем и с первого взгляда никто бы и не заподозрил таких его талантов. и да – еще он всегда ухитрялся вывернуться из неприятностей, выходя сухим из воды. И вот – неожиданно – встреча посреди Праги!
Что удивительно – и Скромник узнал своего командира, неожиданно эталонно щелкнул по-прусски каблуками и рявкнул: "Смирно!"
Остальные участники этой нелепой сцены на секунду отвлеклись, глянув на нового участника. Гауптштурфюреру очень не понравилось, что второй из эсэсманов – потертый, в видавшей виды полевой серой форме, единственный с каской на башке, немного довернул свой русский, потертый до белого блеска вместо воронения на кожухе ствола, автомат и теперь мог дать очередь и по чеху и по нему, Гаманну. Рожа у этого парня с ППШ была совершенно бандитской. Тупой, но решительный, мерзавец. Смирно он не встал, так, чуточку обозначил изменение позы. Зато чех в гражданском кинулся, словно Господь бог пожаловал и залопотал на сносном немецком, с характерным шепелявеньем о том, что пан офицер должен помочь мирным гражданам и органам правопорядка и остановить грабеж.
— Что происходит? — холодно обратился Гаманн поверх голосы низкорослого чеха к Скромнику, который ел его глазами, словно ретивый новобранец своего ужасного фельдфебеля в самом начале службы.
— Мы выполняли приказ своего командира! Он ранен, и нуждается в мягком ложе, господин гауптштурмфюрер! — отчеканил образцовый солдат Рейха.
— В таком случае, заплатите за взятое имущество и поехали к вашему командиру!
— Ключарь! Заплати, что положено! — приказал Скромник тому, что с ППШ.
Хмырь в каске неожиданно проворно дал две короткие очереди, так же быстро скользнул к упавшим чехам и мигом вернулся, за считанные секунды выдернув у гражданского толстый бумажник, а у полицейского – ремень с кобурой и документы. Профессионал, словно фокусник-престидижитатор.
— Я полагал, что хватит пары ударов прикладом, — недовольно сказал Гаманн, в то же время оценив, что хмурый отсек по три патрона на каждую очередь и расстрелянные свалились не охнув и в лице не изменившись, опыт виден серьезный, мастер этот парень.
— Не нужны нам свидетели, герр гауптштурмфюрер. Приказ выполнен, разрешите ехать? Не соблаговолите ли согласиться – мы вас подвезем, куда надо, сейчас на улицах опасно.
— Поехали, — согласился Гаманн.
Расположился на груде барахла остальные разместились рядом и третий парень сел за руль – тщедушный, одетый в черную эсэсовскую форму, которую уже с начала войны никто и не носил, предпочитая серую. Он вел кюбельваген виртуозно.
Одноглазый снял фуражку, намекающе глянул на Скромника. Тот моментом скинул кепи, кивнув на хмурого:
— Ключарь никогда не снимает каску. Боится получить вторую дырку в башке.
— Кто у вас командир?
— А его нету. Пока я старший у нашей группы, очень рад снова тебя видеть, ротный. Были слухи, что ты загнулся, но вижу – наврали. Готов поступить под твою команду вместе с остальными. Отсюда надо уносить ноги, а ты всегда был на коне. Мы тоже ничего себе, имеем ряд талантов.
— Ты как тут оказался?
— Повезло. Мы тогда – после твоего ранения толком ничего не добились, отдали всю оставшуюся технику "Империи" и потом гоняли итальяшек. Под Житомиром русские по мне так отбомбились, что я полетел, как «Юнкерс». Думал, что уже могу сдать экзамен на летчика. |