И Эми была вынуждена слушать, потому что боялась отпустить дверь, чтобы заткнуть уши. И уйти она не могла. Она расплакалась от того, что услышала, но Гонория просто стала говорить громче, чтобы заглушить ее отчаянные всхлипывания.

А потом ядовитый источник иссяк. А вслед за этим и рыдания Эми прекратились. Она вслушивалась в тишину, всем телом налегая на дверь, молясь о том, чтобы чудовищная злая сила с другой стороны не решила сделать то же самое. На ее лице застыла гримаса крайнего физического напряжения, щеки блестели от слез.

Гонория толкнула дверь изо всех сил, Эми отлетела и упала на спину, и ее золовка вошла в комнату. Она стояла и смотрела на Эми сверху вниз. Обычно красная, грубая физиономия Гонории была отвратительно бледна. Глаза ее бегали, скользили по предметам, а иногда закатывались так, что видны были только белки. С нижней губы свисала, поблескивая, нить слюны.

Эми поднялась с пола и стала потихоньку, по крабьи, отступать, понимая, что ей нельзя отводить глаз от Гонории, потому что именно так надо вести себя с дикими тварями: львами, тиграми, бешеными собаками. Тогда они на тебя не прыгнут. У Гонории были темно красные, налитые кровью зрачки. Ее тяжелая тень тянулась по стене, большая голова покачивалась.

Эми метнулась к подъемному окну и прижалась к нему спиной. Она завела руки назад и чувствовала холодное стекло, неровно покрашенную раму. Если бы ей удалось открыть его! Но для этого надо повернуться спиной к Гонории, хотя бы на секунду. Выбора нет.

Она повернулась, вцепилась в задвижку и рванула изо всех сил. Все было ржавое и тугое. Она с трудом раскачала механизм и в страхе оглянулась через плечо. Гонория стояла и молча наблюдала.

Окно с грохотом открылось. Чистый холодный воздух обдал лицо Эми. Она, уцепившись за подоконник, высунулась так, что ей были видны открытые ворота и дорога. А внизу – каменные плиты.

Глядя на камни внизу, Эми вдруг вспомнила рассказ миссис Банди, уборщицы, о том, как выглядел Джеральд, когда та его нашла.

Эми стало дурно, она закрыла глаза. На миг возникло ощущение, будто плиты бросились ей навстречу, наверх, ударили, размозжили ее мягкое тело, сломали кости. Она с трудом выпрямилась и отвернулась от окна.

– Прыгай, – сказала Гонория.

Эми судорожно глотнула воздуха.

– Давай же.

Разумеется, ей только этого и надо. Чемодан со всем содержимым сгорит, а Эми погибнет. Что может быть лучше? Самоубийство – идеальный выход. «Знаете, она сильно горевала по умершему мужу. Боюсь, так и не оправилась после его смерти. Говорила, что не хочет жить, часто говорила, но я ведь не думала, что она действительно решится…»

Порыв ветра растрепал волосы Эми. Она вспомнила Ральфа и сердцем почувствовала свою близость к нему. Ни один из них не был верующим. «Но вдруг, – подумала Эми, – верующие правы и после этой зияющей темноты, после удара о камни, сокрушающего нежную плоть и ломающего кости, мы с Ральфом снова соединимся? Как это было бы чудесно, по настоящему чудесно». Но Эми не способна была до конца поверить в такое. Для нее тут не было правды, и она ничего не могла с этим поделать. Правда заключается в том, что они с Ральфом больше никогда не встретятся. Осознав это, Эми ощутила невыносимую боль, как будто уже упала на плиты.

– Прыгай.

– Нет! – Лицо Эми стало твердым и злым. – Я не доставлю тебе такого удовольствия.

Злобно глядя невестке в лицо, Гонория перебирала своими толстыми ногами, как дикий зверь лапами, перед тем как напасть. Она была совершенно уверена в себе, как уверен в себе хищник. Сейчас она казалась не такой безумной, как за несколько минут до этого, но не менее страшной.

– Я буду сопротивляться, – предупредила Эми, – и это будет заметно. Они поймут, что это ты сделала.

– Ты думаешь, меня это заботит? – презрительно усмехнулась Гонория.