Такси остановилось на дорожке к дому. Женщина расплатилась с водителем, стоя спиной к Лоре. На ней был изящный черный костюм и маленькая шляпка с вуалью. Водитель что то сказал ей вслед, Лора разобрала только «благополучно». Женщина постучала в дверь дома. Как раз когда машина тронулась с места, дверь открылась, и женщина вошла в дом.

Лора выдохнула и только тогда поняла, что это был не вздох, а стон. Она зажала руками рот и, застыв, ждала в тревоге. Вдруг кто то услышал? Но нет, кажется, никто.

Когда она немного оправилась от шока, проснулись другие чувства. Унижение, ревность, пронзительная боль и злоба на собственную доверчивость. Какая самонадеянность! Если Джеральд не проявил интереса к ней, она решила, что женщины вообще его не интересуют. Как она – да нет, как все купились на эту позу безутешного вдовца?

Зная, что потом будет сожалеть об этом, но не способная устоять перед искушением повернуть нож в ране, Лора вышла из укрытия. Ее шарф зацепился за ветку. Бархатные портьеры в гостиной были не до конца задернуты. Она встала посреди окаймляющего дорожку цветника, теперь уже совершенно не заботясь о том, увидит ее кто нибудь или нет, и заглянула в зазор между портьерами.

Ей был виден край книжных полок, часть буфета со стоящей на нем свадебной фотографией, точнее, половина снимка, без новобрачной. Половина вазы с веткой душистой калины. В поле зрения появилась женщина. В руке у нее был бокал красного вина, наверное того самого кларета. Шляпку она сняла, и густые белокурые волосы рассыпались по плечам. Она была со вкусом подкрашена, но Лора сразу поняла, что дама старше нее. «Слишком стара для него», – подумала она.

Женщина подняла бокал, улыбнулась и заговорила. Потом сделала большой глоток вина. Вина, которое налил ей Джеральд… Интимность этого обычного маленького ритуала едва не свела Лору с ума. Она больше ничего не видела из за слез. Разумеется, она не увидела и не услышала старого мистера Лилли из коттеджа «Ракитник», который как раз выгуливал свою колли.

Эми совершенно точно запомнила момент, когда осознала свое зависимое положение. Она тогда уже несколько месяцев прожила у золовки. Остро ощущая собственную неспособность вносить свою долю в домашние расходы, она с самого начала очень старалась быть хоть чем то полезна.

Стоял майский солнечный день. Гонория сидела за письменным столом, как всегда обложенная генеалогическими схемами, старыми письмами, документами, имеющими отношение к родословному древу Лиддиардов, и книгами по геральдике. В дверь позвонили. Эми отложила наволочку, которую чинила, взглянула на широкую спину Гонории, приподнялась, помедлила. Гонория даже не обернулась. Просто раздраженно ткнула пальцем в направлении звука.

До того самого момента растущий перечень своих домашних дел Эми прятала за не ущемляющей достоинства формулировкой «быть полезной», и полезной она, безусловно, была. Не прошло и месяца со дня ее приезда, как она взвалила на себя покупки (ежедневно в деревенской лавке и раз в неделю в Каустоне), уход за садом, сбор растопки для бойлера, стирку, глажку и помощь Гонории в ее изысканиях. Но кое что ей не пристало делать в силу ее положения. Хотя бы и по мужу, но она тоже была Лиддиард, а значит, не должна была выполнять работу прислуги. И раз в неделю приходила миссис Банди, для «черной работы».

В те редкие дни, когда в доме бывали гости, Эми даже не позволялось убирать со стола. «Наверно, чтобы они думали, – ворчала она во время своих тайных разговоров со Сью, – что мы держим горничную и прячем ее на кухне».

Сью сочувственно кивала и говорила, что никогда не видывала этаких снобов.

Тут Эми с ней не соглашалась. Это Гонория то – сноб? Просто сноб, и только? С тем же успехом можно сказать, что Александр Македонский иногда любил покомандовать.