Женщина поглядела на него с вызовом.

— Мне неприятно говорить это вам, — начала она, — но, если будет необходимо, я не остановлюсь перед скандалом.

— И намереваешься раздуть его с помощью своих газет, — заметил Чезаре равнодушно.

— Да, — решительно подтвердила она.

— Даже известие о браке Маргарет Английской с фотографом Тони Армстронгом Джонсом не произвело особого впечатления на публику, — скептически возразил Чезаре. — Сегодняшних обывателей не особенно интересует адюльтер. — Он был удивлен, что она сама не понимает этого.

— Я имею в виду совсем не то, что вы думаете. Если ваша дочь не отступится от Арриго, — пригрозила она, — я опубликую письма, с которыми вы знакомы.

— Какие письма? — Чезаре насторожился, почувствовав опасность, которая грозила ему из глубин прошлого.

— Письма Немезио Мильковича к Марии…

— Ну, хватит! — хлопнул рукой по столу он. Шрам на его щеке побледнел и сделался очень заметен. Но только на мгновение. — А ты смела, девочка, — усмехнулся он. — Я, кажется, тебя недооценивал.

— Вы не оставили мне другого выбора. — Сильвия почувствовала, как ладони у нее стали влажными, но не опустила перед ним глаз.

— Ты более отчаянная, чем я думал, — сделал ей комплимент Чезаре. — И у тебя неплохие ищейки среди твоих репортеров, если им удалось разыскать в старых архивах фашистской полиции два или три завалявшихся там письма.

— Эти письма могут вызвать скандал вокруг довольно темной истории вашей семьи, — многозначительно сказала она.

— Значит, ты и в самом деле готова на все, — сказал Чезаре. Он чувствовал неодолимое желание избить ее, но также и соблазн овладеть ею. Его возбуждала эта холеная красивая самка, эта особа без чести и совести, но гибкая и опасная, как змея. — …Готова на все.

— На все, — выдохнула она ему в лицо голосом тихим и неожиданно хриплым, прочитав в его глазах эту вспышку желания, своей внезапностью ошеломившую ее.

— Тогда раздевайся.

Сильвия помедлила немного и вдруг начала раздеваться, словно в сомнамбулическом сне. Она раздевалась под взглядом старика, становившегося все более холодным и бесстрастным.

— Итак? — спросила она, носком ноги отбросив свои туфли на высоких каблуках. Ее драгоценности на круглом столике рядом с диваном лежали сверкающей кучкой. Маленькая и беззащитная без прикрывавшего ее бастиона изысканой одежды, она не вызывала уже желания, а скорее чувство неловкости. Ее нагота напомнила ему ту голую шлюху в Удине, которая была первой и последней в его жизни. Смуглая, с короткими черными волосами, она валялась на еще не остывшей от прежних посетителей постели. «Иди сюда, хорошенький солдатик», — вспомнилось с омерзением ему. Нечто похожее чудилось и в тяжелой груди Сильвии, в ее круглых ягодицах, в ее длинных и стройных ногах.

— Можешь снова одеться, если хочешь, — сказал он холодным тоном.

Прекрасное лицо Сильвии вспыхнуло от гнева.

— То, что ты со мной сделал, отвратительно! — воскликнула она, бросаясь к своей одежде, которую пыталась лихорадочно надеть на себя. — Ты хотел унизить меня!

— Нет, — сказал он, — просто я передумал.

— Да ты просто уже неспособен на это, — прошипела она свистящим голосом, стремясь посильнее уязвить его.

— Если это тебя утешит, то ради бога, — примирительно сказал он.