За пистолет, который ему наш же ныне покойный премьер в прошлую войну силой всучил и письменным приказом носить заставил. Стыд и позор. Ну, он и сбежал. Я бы на его месте тоже сбежал. А скорее всего, его ваши же люди и выпустили, чтобы безобразия такого на душу не брать, - выставили за ворота и не скрывают особо. Да, конечно, я буду молчать, пока он сам не объявится. Я же вам слово дал в самом начале, чего вам еще нужно?
Энди уже несколько раз доводилось терять сознание, но вот от собственного душераздирающего вопля он пришел в себя впервые. Говорить не мог - только хлопал глазами, трясся и пытался набрать в грудь хоть немного воздуха. Казалось, что легкие и горло намертво забиты липкой черной пустотой из кошмара.
- Головой не двигайте, - резко сказали над ним. - Где болит?
Энди вспомнил, как тренер по гимнастике учил его приходить в себя после особо неприятных падений, резко выдохнул через нос и обнаружил, что уже вполне способен говорить.
- Л-лоб… н-немножко. С-стенка… мистер Гамильтон…
- Стекло, вы хотите сказать?
- Нет. Мне п-поме… Я видел. Голоса… и… - Что говорили голоса, он запомнил, может быть, не полностью, но хотя бы общий смысл. А вот то, что было между ними - между и одновременно, - описать было невозможно. Для этого слов в родном языке, которым Энди владел весьма бойко, не находилось. - И… как похлебка в мясорубке.
- Вам опять что-то привиделось?
- Да. И… знаете, мистер Гамильтон. - Энди сел, ощупывая лоб. Шишка будет, но и все. - Вот то, что эти люди говорили, я точно не слышал и не читал. Место… дом на пяти дорогах. Лефеврова проруха. Он так и сбежал - как вы сказали. Только на самом деле. Это же все проверить можно!
- Так, - какое серое лицо у мистера Гамильтона, будто это он, а не Энди, головой ударился. А может быть, и ударился, кстати, - просто привык не кричать. - Перебирайтесь на мое сиденье. Я сяду за руль. Едем домой. Хватит. Вам нужно к врачу, и вообще эта история, я вижу, плохо на вас сказывается.
- Вовсе не плохо, - запротестовал репортер, уже успевший составить план проверки всех, несомненно ценных, сведений, которые содержал в себе жуткий кошмар. - Очень даже… ой. Извините, мистер Гамильтон. Я зеркало разбил… я заплачу за ремонт… но как же вы поедете?
- Не говорите глупостей. А зеркало - это не страшно. У меня запасное есть. У меня всегда есть.
Мы уже и не ждали увидеть наших героев, но в конце октября в очередной вечер пятницы они все-таки явились. Мистер Гамильтон был, по своему обыкновению, тих и сдержан, а вот репортер едва дождался, пока разойдутся случайные посетители. На месте ему не сиделось. Это, разумеется, приметили.
- Ну, - спрашивает мистер Данхэм, - раскрыли заговор?
- В смысле, - встревает библиотекарь, - все тайны комми выдали?
- Тут такая невероятная история, куда там коммунистам… - улыбается молодой человек.
И начинает выкладывать. Про позывной «Асгард» и его послужной список. Про Управление специальных операций и его «ночные такси». Про ирландскую яхту, ее хозяина и всю его бурную биографию: от нашей секретной службы до Ирландской гражданской войны, с заходом в литературу. Про мерещившихся драконов. Про сны и несостоявшийся расстрел. Про Лефеврову проруху, оказавшуюся старым домом в Дублине, на перекрестке пяти дорог. Домом, который снесли, чтобы достроить казармы, которые потом превратили во временную тюрьму. |