— Щенек куяет и куяет! Один куяет. Какой!

Чем старше становилась моя ненаглядная малышка, тем больше она походила на юлу. Ни минуты не могла усидеть на месте. Ей всюду нужно было залезть, все достать. Стоило, например, зазвонить телефону — тогда еще были проводные аппараты с крутящимися дисками — как она, понимая, что я минимум несколько минут буду занята разговором, стремглав неслась в кухню. Там подставляла к обеденному столу табурет, залезала на него, со стола перемещалась на холодильник и так дотягивалась до полочки под самым потолком, на которой стояли маленькие стеклянные игрушки — часть моего наследства. Их собирали еще бабушка с дедушкой. Конечно, брать их было строго запрещено. Разумеется, залазить в полтора годика на холодильник опасно. Понятное дело, все мои разговоры при таком раскладе укладывались в тридцать секунд. А потом я бежала снимать Нэллу с верхотуры. И так было во всем. Дочка умела улучить момент, когда я занята, и сотворить что-нибудь выдающееся: выпотрошить все полки с книгами и кассетами. Вытянуть из кассет пленку. Открыть коробки с дисками и достать все до одного. Хорошенько все это перемешать и изучать в ей одной известном ключе и порядке.

От непонимания, что ребенок именно так познает мир — сначала пробуя на вкус, потом разбирая на части, щупая, перекладывая, доискиваясь до сути — я страшно уставала. Мне казалось, Нэлла делает все это лишь потому, что я плохая мать и не сумела воспитать послушную дочку, которая целый день ходит в чистом платьишке с аккуратными забавными «хвостиками» и ничего не трогает. Мне и в голову не приходило, что ни один ребенок не может сидеть тихо в уголке на радость взрослым.

Нормальное развитие ребенка движется любопытством и тягой к исследованию всего, до чего малыш может дотянуться. Большая ошибка не позволять ему изучать окружающий мир. Лучшая развивающая среда — это доступность значимого взрослого. И манипуляции с предметами вокруг.

Единственным настоящим лекарством, которое помогало мне справиться с семейными трудностями, была диссертация. Чтобы продвигаться в работе, мне нужно было снова ехать в Москву. Для Дениса я делала вид, что для меня эта поездка — тяжелая обязанность, вынужденная работа, что я не хочу отрываться от ребенка. Но на самом деле была снова счастлива на пару дней погрузиться в свободу. Библиотека имени Рудомино стала моим убежищем. Тихой, спокойной гаванью и воплощением мечты. В предыдущую поездку благодаря сыну московских друзей моих родителей я познакомилась с интересной компанией молодых людей — большинство из них тоже учились в аспирантуре — и теперь рвалась не только к работе над диссертацией, но и к новым встречам.

Как и в прошлый раз, Москва меня оживила. Библиотека, книги, литература, вечерами общение с ребятами, у которых те же задачи — кандидатский минимум, предзащита, защита. Мы говорили на одном языке. Это был маленький рай!

А потом — снова домой.

В тот раз Нэлла приехала вместе с Денисом встречать меня на вокзал. Я увидела ее на перроне — тоненькую, напуганную шумом и суетой, в промокшем под дождем плаще. Такого печального, ищущего и серьезного взгляда, я у своего ребенка не видела раньше никогда. Ком застрял в горле, все внутри болезненно сжалось. Я соскочила на платформу и побежала к ней, широко расставив руки. Она увидела меня, засияла счастливой, немного смущенной, улыбкой, и рванула навстречу. У меня чуть сердце не разорвалось. Я с разбегу присела перед ней на корточки, поймала в объятия и долго не отпускала. Мы сидели посреди платформы, обнявшись, и чуть заметно покачивались. Как ласково она обнимала меня! Как сильно я любила ее!

А через несколько месяцев мы с Нэллой попали в больницу.

Обычная простуда. Ничего страшного на первый взгляд.