— Сходим, сходим. Тут вот как раз против магазина есть кофейня.

Земляк, не найдя себе по вкусу непромокаемого пальто, отошел от прилавка и через несколько минут был вместе с Николаем Ивановичем в кофейне, находящейся против Луврского магазина.

— Пивка, что ли, хватим? — спрашивал Николай Иванович земляка.

— Зачем пивка? В Париже надо пить красное вино, — дал ответ земляк и приказал подать бутылку вина.

Они чокнулись. Зашел разговор, где сегодня обедать, где провести вечер.

— Вечером-то бы в какое-нибудь эдакое заведеньице попикантнее, позанятнее, позабористее, в какой-нибудь кафешантанчик эдакий, где разные канашки черноглазые поют, — с улыбочкой, подмигнув глазом, сказал Николай Иванович. — Ведь, верно, есть такие заведения.

— Как не быть! Таких заведений много, но с женой-то вам неудобно, жена-то вам помеха, — отвечал земляк.

— Так-то оно так, но жена моя баба походная.

— Какая бы походная ни была, а все уж не дозволит вам развернуться с какими-нибудь черноглазыми канашками, как вы выражаетесь.

— Это уж само собой.

— А в Париж-то ведь только и приезжают за этим. При жене вы, как там хотите, все вроде как бы на службе, все вроде как бы в подчинении, а без нее-то у вас душа бы раздалась. Погуляли бы вволю.

— Верно, верно.

— И угораздило это вас, батенька, в Тулу со своим самоваром приехать! — продолжал земляк.

— Как так? То есть вы про что? — недоумевал Николай Иванович.

— Как в Тулу со своим самоваром не ездят, потому что там их много, так и в Париж со своей бабой не ездят, потому что баб здесь не оберешься.

— Ах вот вы про что! Да, да, это правильно. Ну, да уж обузу захватил, так делать нечего, от нее не отбояришься. Так где бы сегодня пообедать? Вы Париж знаете?

— Знаю. Бывал. Второй раз здесь.

— Так вот порекомендуйте, где бы посытнее. А то здешние обеды все какие-то жидкие.

Земляк задумался.

— Ни разу не обедали у ротисьера? — спросил он Николая Ивановича.

— А что такое ротисьер?

— Жарильщик, по-нашему жарковник, специалист по жареному, по жаркому. Большая закусочная лавка эдакая. Не пугайтесь, не пугайтесь, не на манер нашей, петербургской, закусочной лавки, а нечто шикарное. Выберем мы себе хороший кусок мяса, хорошую птицу, — и тут же при нас специалист этот для нас все это и зажарит.

— Что ж, это хорошо. Можно выбрать побольше и уж наесться до отвалу. А то в здешних ресторанах подают порции меньше воробьиного носа. И индейку зажарить можно?

— Целого борова зажарят.

— Вот и отлично. Ну а театр, театр? Только что-нибудь позабавнее.

— В американском цирке были? Джигитовку и сражение диких индейцев видели?

— Где же видеть, батенька, коли мы всего три дня в Париже.

— Так вот и поедемте туда. Это за городом… Так в цирк?

— Индейку есть в закусочную и индейцев глядеть в цирк. Хорошо.

Выпив бутылку красного вина, земляки опять отправились в Луврский магазин.

Глафира Семеновна по-прежнему все еще возилась за ширмами с продавщицей.

— Глаша! Ты здесь?

— Здесь, здесь… Вообрази, все еще фасона настоящим манером не могу себе выбрать, — отвечала Глафира Семеновна из-за ширмы.

Ротисьер

Выбирая в Луврском магазине для себя наряды, Глафира Семеновна провозилась целый день.