— Trois francs, madame, — дал тот ответ.

— Пренэ катр франк. Се пур буар.

Слезы так и душили ее. Нужно было поблагодарить коммивояжера за его хлопоты. Она собралась с духом и, не выставляя лица своего, проговорила:

— Мерси, месье.

Николай Иванович хмурился и молчал, но наконец произнес, обратясь к жене:

— Ешь же, коли просила!

Ответа не последовало. Уткнувшись в подушку, Глафира Семеновна плакала.

— Ну, ты не будешь есть, так я вина выпью, — сказал Николай Иванович и, налив себе из бутылки в стакан вина, проглотил его залпом.

Только полчаса спустя, наплакавшись вволю, Глафира Семеновна утерла украдкой слезы и, отвернувшись от мужа, принялась есть сэндвичи.

Коммивояжер уже спал или притворился спящим.

Женева

После ночной трапезы супруги уже не ссорились вслух, а только дулись друг на друга. Николай Иванович, почти один выпив бутылку вина, хоть и проповедовал раньше, что ему и Глафире Семеновне нужно быть настороже против мошенников, а потому спать попеременно, стал клевать носом и заснул первым. Глафира Семеновна еще бодрствовала, смотрела, как мелькали в темном окне одинокие огоньки, но и она, аппетитно позевав, вскоре заснула крепким сном под равномерный стук колес.

Когда Глафира Семеновна проснулась, поезд стоял на какой-то станции. Только еще рассветало. Коммивояжер и толстенький француз были уже проснувшись. Толстый француз зевал и, сняв с себя туфли, переобувался в полусапожки. Коммивояжер, стоя во весь рост, делал свой туалет.

Он смотрелся в маленькое складное зеркальце и причесывался, закручивая усики.

— Последняя станция перед Женевой. Через пятнадцать минут будем на месте, — сказал он Глафире Семеновне, любезно поклонившись, и осведомился, хорошо ли она отдохнула.

Глафира Семеновна, пробормотав «мерси», стала будить мужа. Тот открыл глаза и бессмысленно смотрел на жену.

— Надо будет связать наши вещи. Сейчас приедем, — сказала она.

— Куда?

— Да в Женеву.

Николай Иванович покосился на причесывавшегося коммивояжера, поморщился и спросил жену:

— И этот болван в Женеву едет?

— Да почем же я-то знаю? Я его не спрашивала.

— В Женеву, это видно. Знаешь что, Глафира Семеновна, мне что-то не хочется останавливаться в Женеве. Ну ее к черту! Поедем дальше.

— Как к черту? Да ведь в Женеве-то Швейцария, мы здесь эти самые Альпийские горы увидим. Те швейцарские виды посмотрим в натуре, которые у нас в гостиной на картинах.

— Что нам горы! Что нам виды! Плевать на них. Горы-то и виды мы, и проезжая по железной дороге, увидим! Конечно же плевать, — говорил Николай Иванович, а сам все косился на коммивояжера.

— Ну, это тебе плевать, а я плевать не желаю. Нет, нет, я хочу видеть Женеву и Альпы, я про Женеву очень много читала, еще недавно читала. Здесь маркиз де Фурма провел свой медовый месяц с Леонией. Они ездили по озеру при свете луны.

— Опять из романа? Ах, черт их возьми.

— Ну, уж ты там чертыхайся или не чертыхайся, а в Женеве мы хоть на один день остановимся. Ты это должен сделать за твою парижскую провинность.

— Опять за провинность. Да ведь уж я за свою провинность купил тебе на сто семьдесят франков кружев и разной дряни. Провинность! Удивительно, как ты памятлива. На себя бы лучше оглянулась, — сказал Николай Иванович и опять покосился на коммивояжера.

— Пожалуйста, не говори глупостей! Я знаю, на что ты намекаешь, но это глупо и глупо.