Казалось, на это ушло бесконечно много времени, но наконец я нашла трубку, чтобы надуть жилет. Держа одну руку вытянутой вверх, чтобы не удариться головой о потолок, я выплыла на поверхность, которая оказалась на удивление близко. Спасена! Временно.
Место было очень своеобразное. Я находилась в пещере с относительно высоким потолком. Он словно поднимался и опускался соразмерно движению воды, тоже поднимавшейся и опускавшейся под воздействием течения в тоннеле. Это течение было следствием эффекта сифона, который передавал колебание уровня воды на море. Откуда-то сверху сюда проникал скудный лучик солнечного света, вызвавший у меня неизъяснимую радость. В одной стороне этого потайного озерка я разглядела твердую, постепенно поднимающуюся породу. Вскарабкавшись на нее, я сняла жилет.
Тут же я увидела его. Он лежал вне досягаемости воды. Рот у него был открыт. Я ликовала. Ориоль жив, хотя и неподвижен! Но раз уж ему удалось добраться до этого места, значит, он жив. Я посветила на него фонарем, но Ориоль не отреагировал. Это огорчило меня. Рядом с его кровоточащей нижней губой виднелись многочисленные синяки. Удивительно, как ему удалось добраться сюда! На нем почти не было одежды: одна из штанин кальсон порвана. Я опустилась рядом с ним на колени и погладила его по лбу.
— Ориоль, — тихо сказала я.
Никакой реакции. Я с ужасом подумала, что он не дышит.
— Ориоль! — позвала я громче.
Не знаю, от холода или от страха, но я задрожала как осиновый лист. Ориоль не реагировал. Уж не умер ли он от перенапряжения? Я попыталась прощупать пульс на сонной артерии, но не нашла его.
— Ориоль! — закричала я.
И снова меня охватила паника. Начав делать ему искусственное дыхание, я опять ощутила вкус моря на его губах. Как в тот штормовой день, только теперь они еще пахли кровью.
Но Ориоль дышал. Дышал! Какая радость! Возблагодарив Бога, я обняла Ориоля и легла рядом с ним, чтобы согреть его и согреться самой.
И снова ощутила вкус его губ.
Может быть, мои ласки вернули ему силы, но через некоторое время Ориоль открыл глаза, которые мне так нравились и которые в полутьме я скорее угадывала, чем видела. Я молчала и ждала, прижавшись к нему.
— Кристина! — воскликнул он наконец.
— Да, это я.
Ориоль огляделся и, словно сразу же оценив обстановку, спросил:
— Но что ты здесь делаешь?
— Нахожусь с тобой.
— Но как ты проникла сюда?
— Через туннель, как и ты. — Откинув со лба его волосы, я снова погладила Ориоля.
— Ты с ума сошла?
— А ты не сошел?
— Я поклялся, что именно я, а не этот Артур, найду сокровище моего отца.
— Ну, а я дала обет, как молодые фиванские воины из священного легиона, как рыцари Храма, не покидать своего товарища.
— Ты поклялась в этом?
Ориоль слегка ослабил объятия, пытаясь разглядеть мои глаза.
— Я поклялась в этом, когда увидела, как ты прыгнул с судна.
— Спасибо, Кристина, — сказал Ориоль дрогнувшим голосом. — Все равно он убьет нас, так или иначе. Но умереть вот так — это прекрасно.
Я поцеловала его снова. На этот раз он ответил. И опять соль, бурное море, его губы, даже грот и холод, как в тот, первый раз. Только теперь появился еще привкус крови, предвещавший несчастье. Меня это не волновало, и я предалась воспоминаниям о том, что было. Думала я и о том, чего не было, но могло бы быть в прошлом и уже никогда не произойдет в будущем. Мои девичьи сны о том, как мы вдвоем, взявшись за руки, идем открывать мир, письма, отправленные тогда и оставшиеся без ответа. Они уже никогда не придут. Ничему не суждено осуществиться. |