Из этого хода пахло чуть свежее, как будто он вел на открытый воздух – возможно, к той самой лестнице наверх, наружу. Шайлер приняла решение. Она вошла в темный туннель, двигаясь исключительно ощупью.

Ей казалось, будто она прошла в этой тьме уже много миль, но нюх не подвел ее: воздух сделался еще чище, и она издалека увидела... свет, горящий во тьме. Джек. Это должен быть Джек.

Наконец-то она добралась до перекрестка. Но свет исходил от факела, того самого, что Джек держал в руках перед тем, как на них напали. И больше ничего и никого на перекрестке не было.

Глава 28

БЛИСС

Шла последняя неделя августа. «Котсуолд» в конце концов продали, сбросив цену еще на сотню тысяч. Хэмптонский дом и все к нему прилагающееся, от коллекции машин и до распоследней диванной подушки с морскими мотивами, купил какой-то русский олигарх. Новое семейство пожелало немедленно вступить в права собственности, так что период депонирования средств оказался очень коротким. А еще с того самого дня, как Блисс подслушала разговор в кабинете Форсайта, Посетитель удалился на самый продолжительный срок за все это время. В субботу, когда они вернулись в Нью-Йорк, он отсутствовал уже пять суток. Почти целую неделю.

Каким утешением было снова вернуться в этот город! Блисс уже начала скучать в Хэмптонсе – там это в конечном итоге происходило со всеми. Она позвонила Форсам, сама толком не зная, что собирается сказать. Впрочем, это все равно было не важно, поскольку их служанка сообщила, что никого нет дома. Чарльз исчез, Тринити уехала в Вашингтон, и близнецы тоже отсутствовали. Блисс набрала номер мобильного Шайлер, но та была вне зоны доступа. Она позвонила в дом на Риверсайд-драйв, и Хэтти сказала, что Шайлер... «сейчас нет». Горничная, судя по голосу, была отчего-то сильно испугана – настолько сильно, что побоялась что-либо добавить к сказанному. Семейство Хазард-Перри проводило лето в Мэйне, но когда Блисс позвонила им, никто не взял трубку. Все это было очень странно и не особо обнадеживало.

Блисс устроила налет на кабинет Форсайта, пока там еще не все упаковали, и попыталась дозвониться Амброузу Барлоу. Она подумала, что если Форсайт с Посетителем насмехались над ним, может, страж Барлоу, что называется, из своих? Но когда она дозвонилась к нему домой, стража не было на месте. А Блисс не знала, какое сообщение можно было бы оставить, чтобы Посетитель потом не смог проследить, откуда оно исходит. Ей же необходимо было, чтобы он тоже ничего не знал о ее замыслах.

В конце концов Блисс решила, что пошлет Барлоу анонимное письмо. Не электронное, по которому можно вычислить ее компьютер, а бумажное, в каком-нибудь красивом конверте, чтобы Барлоу обратил на него внимание и не подумал, что это какой-нибудь хлам. Боби Энн в свое время собрала недурную коллекцию открыток, и Блисс выбрала одну из них.

Уважаемый страж Барлоу! Вы меня не знаете, но мне необходимо предостеречь вас кое о чем. Берегитесь Форсайта Ллевеллина. Он не тот, кем вы его считаете.

Друг.

Ну да, глупо. А что еще она могла сделать и при этом не выдать себя? У этой затеи было не больше зубов, чем у таблички «Осторожно, злая собака!» на неохраняемой лужайке, но Блисс совершенно не представляла, как еще поступить. Она не могла допустить, чтобы Посетитель хоть что-то заподозрил, а если кто-нибудь из Совета зайдет и спросит ее, Форсайт обо всем догадается.

В общем, она сделала, что смогла.

Может, от этого даже будет какая-то польза. Блисс очень на это надеялась.

Отправив открытку, она бесцельно побрела по Пятой авеню, мимо музея Гуггенхайма. Стояла душная жара – один из тех дней, когда в Нью-Йорке, как говорится, на асфальте можно яичницу жарить, но Блисс это совершенно не угнетало. Девушка радовалась, что она снова дома. Снова в городе, который успела так сильно полюбить.

Потом она дошла до Метрополитен-музея и поднялась по величественной лестнице, обходя компании туристов, что расселись перекусить на солнышке.